Михаил Ахманов - Посланник небес. Далекий Сайкат

– Если мне будет позволено заметить, ты, господин, слишком резко отпускаешь тетиву. Надо плавнее… Вот так!

Стрела вонзилась точно в середину правого глаза – туда, где был намалеван черный зрачок. «Ну прямо Робин Гуд! – беззвучно восхитился Советник. – Хвалю! Знай наших!» Ниган-Таш жестом предложил сделать еще несколько выстрелов, и Тревельян поразил левый глаз, переносицу и оба уха. Наследник уставился на него, но уже не с раздражением, а присматриваясь к тому, как гнется лук в умелых руках, как стрелок оттягивает тетиву и с какой скоростью мечет стрелы.

– Важно не только смотреть, но также слушать, – произнес Тревельян. – Плохо, если тетива щелкает или стонет. Она должна петь! Прислушайся, мой господин… – Он выпустил шестую стрелу, попав в бровь над левым глазом.

– Дай-ка мне! – Ниган-Таш выстрелил трижды, остался доволен результатом и, расплывшись в улыбке, сказал: – Вижу, Тен-Урхи, что ты не хвастун, а изрядный лучник и советы твои полезны. Когда я был молод, меня обучал боевым искусствам наставник из вашего Братства, но ты, клянусь богами, его превзошел! Постреляем еще?

– Разумеется, – отозвался Тревельян, и не успело солнце подняться в зенит, как они уже были лучшими друзьями. Просто удивительно, как хобби сближает мужчин, особенно спортивные экзерсисы на свежем воздухе! Рани и Дхот валились с ног, бегая к мишени и вытаскивая стрелы, мотаясь то на дворцовую кухню за пирожками, то в кладовые за прохладительным и фруктами, то в оружейную за вторым луком, а рапсод и наследник престола стреляли и стреляли, стараясь превзойти друг друга мастерством. Но справедливости ради надо заметить, что Тревельян, помня, с кем соревнуется, старался чуть меньше, чем Ниган-Таш.

Наконец его сановитый соперник устал и, опустив лук, промолвил:

– Славно ты мечешь стрелы, Тен-Урхи! Поистине руки твои из железа, спина из бронзы, а глаза острей, чем у птицы-рыболова. Думаю, и с другими членами все в порядке… Что же свой собственный дротик не метнул, когда того пожелала моя племянница? Разве она не красива? Разве не молода?

– Я не видел девушки прекраснее и никогда не увижу, однако… – Тревельян понурился с тоской, – однако, мой господин, я дал обет не прикасаться к женщине.

– Вот как! Ты видный юноша, и ты рапсод и воин, а женщины любят таких. Похоже, с этим обетом ты погорячился. Не говоря уж о том, что чуть не попал в клетку с пацами… – Ниган-Таш приподнял брови и, подумав, предложил: – Я один из владык Семи Провинций и сопредельных стран, и в моих жилах течет священная кровь, такая же, как у Светлого Дома. Я готов пролить ее каплю и освободить тебя от обета.

– Нельзя, мой господин. – Тревельян опечалился еще больше. – Дело идет о фамильной чести. Правда, есть одна возможность… В надежде на нее я и прибыл в Мад Аэг.

Ниган-Таш величественно приосанился, расправил плечи, вытянул руку и повелел:

– Рассказывай!

Какая осанка! Какой баритон! Какой император будет! – подумал Тревельян, изображая лицом и жестами смущение.

– Знай же, мой благородный господин, что я открываю тебе семейную тайну. – Выдержав паузу, он быстро заговорил: – Мой прадед с отцовской стороны считался уважаемым мастером, добытчиком горючего земляного масла, и был он из тех людей, что умеют отыскивать источники в песках и болотах, копать шахты и вычерпывать масло где с поверхности, а где из самых недр земли. На масле он разбогател, и служили ему сорок работников, и были у него в Рингваре, откуда происходит наш род, две красивые жены, хороший дом, лошади и повозки с бочками. Но в зрелых годах вселились в него, должно быть, зловредные духи бездны, подтолкнув к опасному деянию: сотворил он некую жидкость с мерзким запахом, горевшую синим огнем, и пламя от нее было много сильнее и жарче, чем от земляного масла. Подтолкнули его демоны, не иначе! Думал он нажить еще больше богатства, но однажды проклятая жидкость разлилась, вспыхнула, и сгорел его дом, и дома соседей, и, может быть, погибли люди, о чем за давностью лет никто уже не ведает. Прадеда же моего казнили на столбе…

Голос Тревельяна дрогнул и стих. Он шмыгнул носом и вытер бакенбардами увлажнившиеся глаза. Ниган-Таш, сменив одну позу на другую, столь же величественную, покивал головой.

– Грустная история, Тен-Урхи… Но все же что тебя печалит? Да, твой предок был безрассуден, но ни ты, ни твой отец и дед, никто из вас не отвечает за его вину, которую он искупил собственной смертью. – Глаза нобиля вдруг затуманились, потом он вскинул руку и воскликнул: – Великие боги, я понимаю! Ты хочешь знать, какой он смертью умер, так?