Михаил Ахманов - Посланник небес. Далекий Сайкат

– Возьми. Не стоило отдавать его Пилоту – он хоть опытен, но немолод, и реакция уже не та. У тебя, по крайней мере, был бы шанс.

– Если он умрет, – Тревельян взглянул на бескровное лицо Пилота, – клянусь, что Курс погибнет от моей руки. Разыщу и убью!

– Цена утреннего дома высока, – сказал Вечерний, согнув колени.

– Высока, – эхом откликнулся Шиар.

Примчались две гравиплатформы. Погрузив раненых, трое уцелевших пошли за ними к ближайшему лифту, поднялись наверх и бегом направились в медотсек. Было без четверти четыре, когда Второй Пилот очутился в саркофаге киберхирурга, и тонкие щупальца замелькали над ним, срезая одежду. Второй хирургический комплекс занялся Гиббехом, погрузив его для начала в сон. Тревельян и Вечерний молча сели на подушки в центре операционной, и расстояние между ними было много меньше положенного коно. Шиар отправился к раздаточному автомату, принес какую-то еду, токары с соком и встал за спиной Тревельяна.

«Сидим теперь как люди, как два настоящих брата-гуманоида, так сидим, что рукой дотянешься, – думал Ивар. – Сколько бед нужно вместе пережить, чтобы дистанция меж нами сократилась? Сколько городов разрушить друг у друга, сколько взорвать кораблей, сколько планет испепелить и сколько уничтожить поселенцев?.. Ну, что было, то было и быльем поросло. Сейчас у нас мир. Худой мир, но все лучше доброй ссоры».

Вообще-то братьев-гуманоидов в Галактике хватало, но проходили они большей частью по ведомству ФРИК, то есть были нетехнологическими расами на стадиях полной или частичной дикости. Скажем, на планете Осиер дикость была относительной, а зверства – умеренными, ибо там еще в древности сложилась сильная централизованная власть, и присматривали за нею, кроме землян, еще и другие прогрессоры. А вот на Пекле одичание казалось полным, и Фонд уже лет шестьдесят прилагал неимоверные усилия, чтобы исправить ситуацию. Такая помощь являлась благородной миссией, долгом перед младшими братьями, прозябавшими в невежестве и склонными по данной причине резать мужчин, насиловать женщин и торговать детьми. Все это было неизбежной частью процесса эволюции, движения от троглодитов, подобных сайкатским, к вершинам культуры, звездным кораблям, роботам, компьютерам, а главное, к осмыслению своей человеческой сущности. Но с теми, кто этого достиг, со старшими братьями-гуманоидами, среди которых земляне справедливо числили самих себя, что-то оказалось не в порядке. Две галактические расы, бино фаата и кни’лина, были так похожи на земное человечество, так совершенны и прекрасны видом, так мудры! Но пришлось сражаться с теми и с другими, словно сходство не просто раздражало их, а являлось поводом для ненависти и яростной агрессии. С этим феноменом историки и психологи Земли еще не разобрались, ибо, кроме туманных и непроверенных гипотез, не было пока теории взаимодействия гуманоидных рас в галактическом масштабе.

Прошло около четырех часов. Гиббех спал спокойным сном в своем саркофаге, на крышке которого успокоительно горели красные огни. Но киберхирург, пытавшийся реанимировать Второго Пилота, все еще трудился; мелькали его манипуляторы, подсвеченные зеленым светом, гудел аппарат искусственного кровообращения, вспыхивали и гасли лазерные скальпели, неслись по экранам цифры и кривые: пульс, состав и давление крови, гормональный обмен, мозговые ритмы, температура в различных телесных полостях и зонах. Механизм – возможно, самый сложный из всех изобретенных людьми и кни’лина – бился со смертью, и его холодный разум пока не желал признавать поражение.

В начале пятого часа блеск скальпелей исчез, гудение смолкло, паучьи лапки манипуляторов поднялись и застыли, экраны погасли. Затем сдвинулась крышка саркофага, и бесстрастный голос произнес:

– Необратимое повреждение мозга. Мозговая ткань разорвана множественными мелкими осколками. Извлечь их полностью не удалось. Восстановить жизненные функции не представляется возможным. Глубокая гибернация бесполезна.

– Кажется, я стал Вторым Вечерним, – угрюмо произнес ботаник и прикоснулся к связному браслету. – Вызову жрицу. Надо провести обряд прощания.

Тревельян встал.

– Я приду в святилище. Приду обязательно, что бы там ни шипела Найя Акра.

Вечерний кивнул, продолжая тыкать пальцем в браслет. Его брови недоуменно приподнялись.

– Странно… Сейчас время утренней трапезы, а жрица не отзывается… Станция! Найя Акра в своем жилом отсеке?