Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 10

Я кивнул:

— Похоже. И вы верите, что он теперь хочет убить вас за это?

— А как бы вы поступили на его месте? Если бы вас поначалу создали как машину, затем наделили личностью и дали определенную свободу воли, а затем вновь использовали как примитивную машину, да еще машину-убийцу?

— Лейла поставила иной диагноз, — заметил я.

— Насколько я понял, в разговоре с вами она вообще не касалась этой темы. Зато со мной она разговаривала иначе. Она почему-то сочла, что малыш возненавидит меня одного. Все же остальные, мол, с ним попросту играли. Почему, говорила она, Палач должен испытывать ненависть к другим операторам, которые не причинили ему ничего дурного? Как видите, она ошиблась.

— Тогда мне не понятно, почему убийство Бурнса она восприняла так спокойно, — удивленно сказал я. — О том, что на него напал простой грабитель, тогда еще не было известно.

— О, Лейла была очень упрямой и своенравной женщиной. Раз высказав гипотезу, она уже от нее не отказывалась даже перед лицом очевидных фактов.

— Странно… Хотя вы знали ее куда лучше, чем я. Что меня всерьез беспокоит — это шлем. Палач убил Дэвида и захватил шлем с собой в подводное путешествие к Сент-Луису. Для чего? Чтобы обронить после очередного убийства?

Сенатор озадаченно взглянул на меня.

— Да, это так, — согласился он. — Но можно найти и иное объяснение. Видите ли, Палач не обладает речевыми функциями. Мы общались с ним исключительно с помощью шлема. Кстати, Дон говорил, что вы разбираетесь в электронике…

— Да.

— Тогда будьте добры, осмотрите шлем. Может, станет ясно, зачем малыш захватил его с собой…

— Гм-м… это очень трудно, — с сомнением сказал я. — Я не знаю толком, как он устроен, и не такой уж я гений, чтобы по одному внешнему виду разобраться во всех его функциональных возможностях.

Сенатор вновь пожевал нижнюю губу.

— И все же стоит попробовать, — упрямо повторил он. — На шлеме могут остаться какие-то следы действий — царапины, вмятины, новые соединения и прочее. Это вам должно сказать о многом. Взгляните!

Я кивнул без особого энтузиазма, ожидая, что он скажет дальше.

После некоторого размышления сенатор глухо произнес:

— Я думаю, что малыш хотел поговорить с Лейлой. Хотя бы по той причине, что та была психиатром, а он понимал, что в нем что-то неладно. Возможно, он относился к ней как к матери — другие женщины с ним не работали. Шлем был необходим ему, чтобы установить контакт. Я не случайно прошу вас осмотреть шлем. Палач мог отключить контрольную цепь и оставить нетронутым только блок связи. В этом случае Лейла становилась не опасной для него, а напротив, очень полезной. Наверняка малыш попросил ее надеть шлем, но Лейла испугалась и пыталась бежать. Быть может, она звала на помощь, и Палач убил ее, следуя своему мощному инстинкту самосохранения. Шлем больше не был нужен ему, и он выбросил его. Это надо понимать так: мне ему нечего сказать.

— Логично, — согласился я. — Хорошо, я готов взглянуть на эту штуку. Но мне нужны инструменты.

— Бедняга Дэвид, — тихо промолвил сенатор, опустив голову. — Бедный Мэнни… Бедная, бедная Лейла… Бедная вдова Мэнни… Если я уцелею, то сделаю для нее все возможное. Пенсия, крупная денежная компенсация…

Я в упор смотрел на него.

Сенатор поднял глаза и извиняющимся голосом произнес:

— Увы, это все, что в моих силах. Надеюсь, вы не считаете, что в их гибели виноват я?

Я промолчал.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Сенатор вскоре не выдержал и отвел глаза в сторону.

— Пройдите через кухню в соседнюю комнату, — слабым голосом произнес он. — Там… там находится чулан с инструментами.

— Хорошо.

Я поставил шлем на стол и направился к двери.

— Джон, вы осуждаете меня? — почти умоляюще сказал мне вслед сенатор.

Не оборачиваясь, я ответил:

— Зачем же. Вы хороший политик, сенатор, и этим все сказано. Кроме того, вы мой клиент.

Я сидел в кресле лицом к двери. Тишина царила в охотничьем домике, лишь изредка нарушаемая треском дров в жарко пылающем камине. Там, за окном, крупные белые хлопья падали в тихой, безветренной ночи.

Со времени моего приезда прошло уже несколько часов. Наш разговор с сенатором оказался пустым сотрясением воздуха. Брокден почему-то заговорил о сверхъестественном, а затем перешел к теме загробной жизни. Видимо, на свою охрану он не очень-то полагался. На меня этот разговор только навевал тоску, хотя кое с чем подобным мне приходилось встречаться в своей богатой событиями жизни.