Сергей Калашников: Происки неведомого

Андрей выглянул из-под настила и осмотрелся. Привычная картина. Харлукка, подгоняемая попутным ветром, неспешно идет своим курсом. Справа — море, слева, на самом горизонте, еле виден далекий берег. Гребцы, довольные отдыхом, спасаясь от солнца, забрались под настил, что тянется от носа до кормы. На палубе пусто. Команда в шатре на носу кимарит после обеда. Бодрствует только шкипер у кормового весла да на мачте дозорный борется с дремотой.

Солнце клонится к западу, на небе ни облачка. Однако барометр давно и неуклонно падает. Впрочем, можно ли верить этому примитивному барометру, состоящему из рыбьего пузыря и соломинки и прикрепленного к стойке под настилом смолой, добытой из щели между досками обшивки. Кроме изменения давления этот «прибор» фиксирует и изменение температуры. Однако на сей раз Андрей точно знает, что давление действительно понижается. Сальное пятнышко в соломинке лезет вверх уже трое суток, а изменения температуры практически не происходит. Его прикрытое одной набедренной повязкой тело обязательно отозвалось бы.

Скоро спадет дневной зной, шкипер поднимет гребцов и заставит их грести. Часа два придется ворочать тяжелым веслом. Потом можно будет окатиться забортной водой, черпая ее кожаным ведром. Затем долгожданный ужин и сон. Ночью харлукка уберет парус, и будет дрейфовать, опустив в воду якорь на всю длину каната. В темноте здесь не плавают.

Звякнув медной цепью, тянущейся от лодыжки к кольцу в палубе, Андрей забрался обратно под настил, где лежали его «коллеги» — гребцы. Такие же рабы, прикованные к своим местам. Уже около года он делил с ними это убежище. От скуки и дабы не закисли мозги, выучил все языки, на которых они говорили. Пять языков на одиннадцать человек — довольно разношерстная компания. Шестой — на котором говорил шкипер и вся команда. И плюс седьмой — стандартный язык Земли. Ну и русский. Кажется в старину людей, знающих столько языков называли полиглотами. Конечно, местные наречия значительно проще. В них меньше слов и меньше понятий. Примитивное общество на границе между каменным веком и бронзовым. Основной металл — медь.

Взглянув еще раз на барометр, и убедившись, что давление продолжает понижаться, Андрей стал устраиваться на жестких досках палубы. Неожиданно крик дозорного всполошил всю команду и поднял гребцов. Далеко за кормой обнаружен идущий на сближение корабль.

Встреча не предвещала ничего доброго. Пиратство считалось здесь вполне достойным занятием, и капитан любого корабля, встретив в открытом море чужое судно, старался захватить его, если добыча была ему по силам. А если полагал, что сам может оказаться добычей — улепетывал.

Настигающий их корабль был крупной галерой с двумя рядами весел, огромной мачтой и большущим парусом. Одних весел на нем не менее полутора сотен. Так что судьбу маленькой харлукки можно считать решенной. Даже если всей командой налечь на весла, часа через три их настигнут и возьмут на абордаж. Шкипер и команда станут невольниками, а судно и груз — добычей. Рабы останутся рабами, но это не означает, что их положение не измениться. Одно дело быть гребцом на небольшом торговом суденышке, где хозяин неплохо кормит и не доводит до изнеможения. Совсем другое дело — большое судно, где смерть раба — обычное явление.

Шкипер спустился с мачты, откуда рассматривал настигающую их галеру. Он был в большом затруднении. С одной стороны очевидная невозможность бегства. С другой — перспектива потерять все, даже свободу.

«Кажется, есть шанс, — решил Андрей, — терять нечего, попробую».

— Хозяин, я знаю, как уйти от галеры.

— Как? — Вопрос вырвался мгновенно. Значит, предложение попало точно в ход мыслей шкипера.

— Освободи рабов и доверься моей воле, пока не минует опасность.

Шкипер замер в раздумье. Но долго колебаться было некогда. Не прошло и минуты, как он поднял вверх правую руку и произнес:

— Рабам даруется свобода. Судном командует Андр. — И, повернувшись в сторону Андрея. — Клянусь, если мы уйдем от погони, ты получишь алмаз.

Андрей не стал тянуть время. Слово сказано и его все слышали. Этот простой мир еще не успел погрязнуть во лжи и отказ от клятвы считался невозможным. Повернувшись к команде, он отдал свои первые распоряжения: