Юрий Петухов - Фантом

Антон Варфоломеевич бросил трубку, отчего телефон наконец слетел с тумбочки, но, к счастью, застрял между нею и стенкой, обитой небесно-голубым шелком, и тут же отчаянно заверещал. У Баулина все внутри перевернулось, содрогнулось в приступе раздражительности. Он вновь схватил трубку, чертыхаясь и пытаясь вытащить непокорный аппарат из щели.

- Это прокуратура? - спросил металлический голос.

Ничего не ответив, Антон Варфоломеевич выдернул телефонную вилку из розетки и повалился на постель в полнейшем бессилии.

До трех часов дня Антон Варфоломеевич спал беспробудным сном, и ничего ему не снилось. Свинцовая мгла проглотила его и оставляла в своей власти в течение нескольких часов. Но все имеет свой конец. Разбудил его тот же телефон.

Спросонья Антон Варфоломеевич долго не мог понять, что творится и кто посмел прервать столь необходимый ему сейчас отдых, - голова была несвежая, и потому, не открывая глаз, он поначалу грешил на будильник. Шевельнуться было лень. Потом до него дошло - будильник трещал бы намного противнее и громче, а тут было мелодичное треньканье. "Что за чертовщина?" - подумал он, но потом сообразил - приезжала жена домой обедать, приезжала на их славненьком "Жигуленке", который Антон Варфоломеевич так и не научился водить. Она-то и подключила, верно, проклятый шнур.

Звонивший был настойчив. Таких Баулин поневоле уважал.

- Тоша? - спросила трубка неразборчиво.

- Антон Варфоломеевич, ваш покорный слуга, - недовольным голосом поправил звонившего Баулин.

- Не трепись! Слушай лучше. Ты чего не у себя?

Антон Варфоломеевич узнал привычный снисходительный басок Иван Иваныча, и тон его мгновенно переменился.

- Приболел малость, Иван Иваныч, - приторно прошелестел он, - как вы-то, как самочувствие?

Он припомнил ночной кошмар, и сиреневое лицо своего покровителя, и руки за спиной... "А вдруг правда? - подумалось ему. - Вдруг сон-то вещий?!" Верить в это не хотелось, но мурашки сами по себе побежали по телу.

- Какое, к черту, самочувствие? У тебя все спокойно?

- Да вроде бы... - начал Антон Варфоломеевич.

- Значит, так, не добрались еще! - Иван Иваныч волновался.

- Как это? - не понял Баулин.

- Узнаешь как, - голос опустился до шепота, - доброжелателей много, пишут, сам понимаешь, а там... - Иван Иваныч уважительно смолк на секунду, - верят всему, комиссии шлют. Меня замурыжили вконец, анонимщики чертовы!

- Клеветники, - поддержал его Антон Варфоломеевич.

- То-то и оно. Я думаю, тебе растолковывать не надо, а? Воду-то в ступе толочь? Сам дойдешь? Но гляди, чтоб с сей минуты и сам и вся твоя шатия-братия - гармоническими личностями! Понял?

- Слушаюсь! - ответил Антон Варфоломеевич, вставая с постели и вытягиваясь в струнку.

Звонок растревожил душу. Мрачные предчувствия овладели Антоном Варфоломеевичем. Надо было что-то делать, а что именно, он не знал. Суетиться было бесполезно. Да и вообще, были ли основания для беспокойства? Кто мог ответить на этот вопрос? Но состояние неопределенности, жуткого ожидания чего-то давило на него сильнее, чем реальная опасность.

Антон Варфоломеевич попробовал запустить удочку еще в одно местечко. Но, к сожалению, звонок заместителю не существующего пока директора, стародавнему приятелю Баулина, ничего не прояснил.

- А бог его знает, - сказал тот, - новая метла всегда по-новому метет. Но ты-то чего беспокоишься? Иль на мое место метишь?

Зам был всего-навсего кандидатом, а в институте было несколько докторов, и потому ему приходилось быть начеку, мнительнось становилась чертой его характера.

Но Антон Варфоломеевич на провокацию не поддался. Промолчал. И потому опять заговорил зам:

- Но ты завтра приходи, Антоныч, ладно?

- Куда я денусь, приду. Вот только долго ли нам ходить-то осталось?

Зам расхохотался.

- А ты и впрямь болен, Варфоломеич, пора тебя в отпуск.

На том разговор и закончился.

Чтобы развеяться, Антон Варфоломеевич присел к телевизору, щелкнул выключателем. Показывали хронику. Операторская группа, несмотря на рушащиеся здания и непрекращающуюся пальбу, творила чудеса. На экране шли бои, лилась кровь.

Как ни странно, чужие горести отвлекли Антона Варфоломеевича от собственных надуманных бед. Он расслабился, откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. Ему было искренне жаль истребляемых военной мясорубкой людей, ,но происходило это где-то далеко и потому казалось полуреальным, неживым, вроде тех вестернов и боевиков, что заполнили за последние годы кинотеатры. В боевиках события текли и развивались даже более естественно и жизненно, чем сейчас, на телеэкране, по крайней мере так чудилось Антону Варфоломеевичу.