Дмитрий Скирюк - Королевский гамбит

Едой дело не закончилось. Поев холодного и мерзкого на вид месива, Тоник простудился и охрип. Петухов было обрадовался наступившей тишине, но теперь ему пришлось бежать в аптеку за лекарствами, лепить горчичники на жёлтый мех и после отдирать присохшие бумажки. Визгу было — не оберёшься, невидимые оплеухи следовали одна за другой, Петухов раз за разом оказывался на полу. Наконец захворавшего Тоника удалось угнездить на диване, замотать в мохеровый шарф, напоить чаем с мёдом и лимоном, и всё успокоилось. Чай Тоник пил через соломинку, время от времени громко булькал и идиотски при этом хихикал.

На обед пришлось потратиться, зажарить курицу и открыть заначенную банку сгущёнки. Тоник перемазался сгущёнкой от ушей до хвоста, но ванну принимать отказался наотрез, заляпал всю квартиру липкими следами и только потом, уступая долгим уговорам, согласился вымыть в ванне лапки. Куда и свалился, когда затеял пускать кораблики из мыльницы. Петухов прибежал на визг из кухни, перепуганный, с полотенцем на шее, вытащил барахтающегося Тоника и долго сушил его феном. Тоник вертелся и корчил рожи своему отражению в зеркале, сломал расчёску, а когда Петухов в сердцах таки шлёпнул его, чтоб тот стоял спокойно, расхныкался, и Петухов огрёб ещё одну затрещину. Шерсть на Тонике распушилась, и он будто увеличился в размерах, на остреньких ушах образовались кисточки.

После этого Тоник включил телевизор и долго щёлкал пультом, перескакивая с канала на канал. Всплакнул над чувствами в бразильском сериале, посмотрел футбол и новости и наконец застрял на «диснеевских» мультяшках, которые Петухов терпеть не выносил. Впрочем, это было всё же лучше, чем если бы Тоник путался под ногами и надоедал расспросами и глупыми просьбами.

На ужин Тоник потребовал жареную рыбу и арбуз. Петухову пришлось напрячь все свои кулинарные способности, поскольку рыбу он в последний раз жарил года три назад, на природе и, что называется, «под градусом». Но, вопреки ожиданиям, получилось очень даже сносно, а арбуз оказался красным и сладким. Кстати, за арбузом тоже пришлось бежать на улицу, торговые ларьки уже закрывались, и Петухов едва нашёл один работающий, прежде чем головная боль успела свести его в гроб.

— Ты хотя бы заранее заказывай, чего хочешь, чтоб я потом зря не бегал, — посетовал он.

— Откуда же я могу утром знать, чего я вечером захочу? — вполне натурально удивился Тоник.

Петухов не нашёлся, что на это возразить.

Ночью Тоник слез с дивана, пробрался на запертый балкон и принялся там выть. Квартира выстудилась. Петухов проснулся в холодном поту и долго не мог сообразить, что это за звуки и что вообще происходит. Потом вспомнил, замотался в одеяло и поплёлся выяснять. Оказалось, сегодня полнолуние, а Тоник этого не переносит, поскольку страшно боится быть один. Петухов поколебался, потом всё-таки решил взять его с собой в кровать. Тоник долго возился — то устраивался под одеялом, то на одеяле, то в пододеяльнике, сворачивался на подушке, ёрзал, выпускал коготки и сопел Петухову в ухо. Ладно, хоть пахло от него не больше, чем от кошки. Кошку Петухов держал когда-то, и ощущения были в общем похожие.

Утром была катастрофа: сказался вчерашний арбуз. Проклятая зверюшка не успела вовремя проснуться, чтобы добежать до туалета, и в кровати сделался потоп. Петухов, чертыхаясь, долго елозил тряпкой, запихал испачканные простыни в стиральную машину, а Тоника — под душ, потом позвонил на работу и попросил отгул. Тоник за это время ухитрился облить из душевой воронки стены, пол и потолок, после чего пришли соседи снизу и закатили скандал по поводу затопленной ванной… В общем, забот Петухову хватило.

Он смотался до ларька, где его угораздило купить злосчастную бутылку, но вчерашнего кавказца-продавца в нём уже не было. Вместо него сидел амбал из местных — типичная рязанская рожа; на все претензии он лишь требовал предъявить чек, бутылку с пробкой не признал, Тоника послал подальше, а Петухову посоветовал сходить к психопатологу. На том и распрощались.

Робкие попытки выяснить у Тоника, куда девался Джинн, также успеха не возымели. Тот или не знал, или мастерски придуривался, что не знает. К исходу дня Петухов обнаружил, что его кошель изрядно похудел, нервы на пределе, а квартира приходит в аварийное состояние, и совсем приуныл.

«Ёксель-моксель, — думал он, — да что ж это такое! Послал же бог на мою голову… Должно же это всё когда-нибудь кончиться!»