Дмитрий Скирюк - Королевский гамбит

Будить хозяина под утро не пришлось — Матвей проснулся сам. Потребовал на завтрак тосты с сыром и фруктовый салат и долго, с наслаждением плескался в душевой.

— Важной почты не было? — крикнул он, выбираясь к столу.

«Нет, хозяин», — ответил Дом.

Он солгал.

«Здравствуй, Матвей!

Твоё письмо меня удивило и обрадовало. Я никак не думала, что кто-то отзовётся на мою анкету. Честно говоря, я сбросила её в сеть из чистого озорства… Но мне очень приятно, что ты мне написал!

Меня, как ты догадываешься, зовут Света, я живу и работаю на Камчатке. Мне, как человеку с ограниченным в силу занятости кругом общения, всегда хотелось познакомиться и подружиться с людьми из других регионов. Но вначале немного о себе. Мне 22 года. Разведена. Работаю зоологом, специализируюсь по морскому зверю. Это котики, каланы… ну, тебе, наверное, неинтересно. Учусь заочно в университете. Я люблю читать (художественная литература, книги по истории, философии, биологии), слушать музыку, люблю отдыхать на природе, хотя и предпочитаю комфорт, компьютеры, люблю животных (особенно — кошек), иногда я люблю готовить какие-нибудь экзотические блюда. Вообще, я человек увлечений. Если уж чем-то интересуюсь, то это занимает все мои мысли.

Матвей, я буду рада прочитать побольше о твоих интересах, книги, музыка и пр.

Обещаю написать подробнее о своих в следующем письме.

Надеюсь на скорый ответ. Удачи тебе!

Света».

Одиннадцать дней — почти две недели — минуло с тех пор, как Дом затеял переписку. За это время много всякого произошло. Матвей сделал контрольные прививки деревьям на лесопосадках в седьмом и двенадцатом квадратах, где объявился шелкопряд, задержал и сдал патрульным пару браконьеров, раз пять или шесть выдворял туристов-дикарей… Работа загружала с головой, скучать было некогда.

Переписка Дома и Светланы развивалась по нарастающей. Девушка оказалась чересчур уравновешенной и педантичной, но с живым воображением, смекалистым умом и, если не врала, без вредных привычек. По закрытым каналам Дом влез в общественную базу данных, потом, взвесив все «за» и «против», взломал коды и просмотрел архивы медслужбы и полиции. Статистика говорила «за» — совместимость характеров двух будущих партнёров была вполне приемлемой.

Письма девушки всё настойчивее намекали о возможной встрече. Ситуация становилась всё более двусмысленной. Одно письмо и вовсе поставило Дом в тупик.

«Привет, Матвей! — писала Света. — Выдалась свободная минутка, сижу, пишу. Знаешь… я вот о чём подумала: ты мне писал, что пишешь стихи, но так ни разу не прислал какого-нибудь своего стихотворения… А мне так хотелось бы почитать, я так люблю стихи! Я понимаю, это несколько навязчиво, но… Пришли, пожалуйста, что-нибудь из своих старых, а лучше новое, если есть».

Дом оказался в странном положении. Матвей и в самом деле писал стихи в момент душевного надлома или же, наоборот, — подъёма настроения, и Дом упомянул об этом в своих письмах от его имени. Он не забыл об этом, но Матвей никогда и никому свои стихи не показывал, считая их дешёвыми поделками. «Две строчки сможет срифмовать и павиан, — отшучивался он, когда речь заходила о стихах. — А настоящий поэт стихи рождает, а не пишет. Я — пишу».

Взять что-нибудь без спроса из хозяйского архива в этом смысле означало причинить вред человеку. Дом не мог на такое пойти. Он и без того нарушил множество законов, кроме тех, четырёх основных. Оставалось два выхода: либо написать далёкой Светлане, что он пошутил, либо взять чужие стихи.

Дом просчитал в виртуале обе ситуации на десять лет вперёд и решил, что оба варианта неприемлемы. Оставалось последнее. Дом перетряс и проштудировал хозяйские архивы и черновики, на целых полчаса погрузился в изучение анналов мировой поэзии и принял решение, что напишет стихотворение сам.

Но ничего не получалось. Дом не мог понять и вычленить принципы, по которым люди слагали стихи. Воздействие стихов на людские сердца не подчинялись логике. Не раз бывало так, что безупречные (с точки зрения законов стихосложения) творения не трогали ни разума, ни сердца и теперь были забыты навсегда, в то время как несовершенные по форме и по содержанию стихи порою повсеместно признавались за шедевры. Дом не мог понять сущность стиха, то, что люди называли «душой».

И тогда он решил написать о себе.

«Мои глаза — пустые окна…» — начал он.

Первая строчка сложилась и замерла. Дом почувствовал странную нелогичность происходящего, как будто система давала сбой. Будущее стихотворение не должно было быть шедевром, оно должно было трогать душу, а не разум. Дом подключил расширенный ассоциативный блок и задействовал генератор аллегорий.