Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 4

Марли поднялся.

— Подозреваю, господин секретарь, что вы специально подстроили эту беседу. Вы ведь хотите, чтобы я донес эту мысль до всех, не так ли?

— Скажем иначе, — ответил Адраст. — Я воспользовался возможностью исправить цитату.

Увы, это был последний рассказ, который я продал Джону. Чек прибыл 18 августа 1970 года, а менее чем через год Кэмпбелла не стало.

Следующий рассказ оказался написан в результате комедии ошибок. В январе 1971 года, после сложной цепочки обстоятельств, я пообещал Бобу Силвербергу написать рассказ для антологии оригинальных рассказов, которую он готовил [10] Вас, возможно, удивляет, что я не объясняю эту сложную цепочку обстоятельств, раз уж у меня репутация неисправимого болтуна, но Бобу моя версия показалась несколько агрессивной, так что мы решили эту тему отложить. .

Я написал рассказ, но оказалось, что это не рассказ. К своему огромному изумлению, я написал роман «Сами боги» (Даблдэй, 1972), первый фантастический роман за пятнадцать лет (если не считать «Фантастическое путешествие», который не полностью мой).

Роман оказался неплохим, поскольку получил «Хьюго» и «Небьюлу», а я доказал миру фантастики, что у меня еще есть порох в пороховницах. Тем не менее я оказался в неприятной ситуации, поскольку обещал Бобу рассказ, и тогда я написал другой рассказ «Возьмите спичку», включенный в антологию Боба «Новые измерения II» (Даблдэй, 1972).

Космос был черным, куда ни глянь — сплошная чернота. Ни единого просвета, ни единой звезды. Не потому, что не стало звезд…

В сущности, именно мысль, что звезды могут исчезнуть, буквально исчезнуть, леденила Петра Хэнсена. Это был старый кошмар, как его ни подавляй, но дремлющий в подсознании всех космических дальнепроходцев.

Когда совершаешь прыжок через пространство тахионов, как знать, куда попадешь? Можешь с какой угодно точностью рассчитать время и расход горючего, можешь иметь лучшего в мире термоядерщика, но от принципа неопределенности никуда не деться. Промах всегда возможен, больше того — даже неминуем.

А при скоростях, с которыми мчатся тахионы, ошибка на волосок может обернуться тысячью световых лет.

Что как окажешься без всяких ориентиров, не сможешь определиться и найти обратный путь?

Исключено, говорят ученые. Во всей Вселенной, говорят они, нет места, откуда не видны были бы квазары, а уже по ним одним можно сориентироваться. Да и вероятность выскочить при обычном прыжке за пределы Галактики равна одной десятимиллионной, а за пределы таких, скажем, галактик, как Андромеда или Маффей I, — что-нибудь порядка одной квадриллионной. Выкиньте это из головы, говорят ученые.

Значит, когда корабль возвращается из парадоксального пространства сверхсветовых скоростей в обычный, знакомый мир нормальных физических законов, звезды должны быть видны. Если же их все-таки не видишь, значит, ты угодил в пылевое облако — вот единственное объяснение.

Если не считать ревниво оберегаемых термоядерщиками тайн, Хэнсен, высокий, угрюмый человек с дубленой кожей, знал все о суперкораблях, вдоль и поперек бороздящих Галактику и ее окрестности. Сейчас он был один в милом его сердцу капитанском отсеке. Отсюда он мог связаться с любым человеком на корабле, взглянуть на показатели любых приборов, и ему нравилась эта возможность незримо присутствовать всюду.

Впрочем, сейчас Хэнсена ничто не радовало. Он нажал клавишу и спросил:

— Что еще, Штраус?

— Мы в рассеянном скоплении, — ответил голос Штрауса. — Во всяком случае, уровень излучения в инфракрасном и микроволновом диапазонах свидетельствует о рассеянном скоплении. Беда в том, что мы не можем сориентироваться. Никакой надежды.

— В обычном свете видимости совсем нет?

— Абсолютно. И в ближнем инфракрасном — тоже. Облако густое, как каша.

— А его размеры?

— Решительно невозможно определить.

— Далеко ли может быть ближайший край?

— Не имею ни малейшего представления. Может, одна земная неделя, а может, десять световых лет.

— Вы разговаривали с Вильюкисом?

— Да! — отрывисто произнес Штраус.

— Что он говорит?

— Почти ничего. Он дуется. Он, конечно, воспринимает все это как личное оскорбление.

— Конечно, — Хэнсен бесшумно вздохнул. Термоядерщики ведут себя, как неразумные дети, а особая роль, которую они выполняют в глубоком космосе, заставляет все им прощать. — Полагаю, вы говорили ему, что такие вещи непредсказуемы, что они со всяким могут случиться.