Джек Кейди - Пёс дороги

Мои карманы были полны денег за расчет и неиспользованные увольнительные. Я поселился в десятидолларовом мотеле. Три дня улетели на знакомство, а потом мы пошли в кино и ужинать. Ее звали Линда. Ее отец был мормоном. Это означало год ухаживания, но от Монтаны до Шеридана не так уж далеко.

Надо было вернуться домой и найти работу, что осчастливило бы мормона. В субботу вечером мы с Линдой сходили на старый фильм, который уже однажды смотрели, но на сей раз держались за руки. Перед домом она меня поцеловала, один раз и очень нежно. Это возместило все тяготы в Сан-Диего. Это дало мне знать, что я снова среди своих.

Через центр я ехал, распаленный всякими мыслями. Спать было слишком рано, а пива мне не хотелось. На окраине притулилось захудалое кафе. Я решил перекусить пирогом и кофе.

Пес тут побывал. Но надпись едва читалась, словно стену оттерли. Сверху красовалась еще одна:

Пес Дороги.

Твидлдум и Твидлди.

Куда им идти? Куда им идти?

Друг друга ждут годище.

У входа на кладбище.

Кафе было сонное. У стойки дремали несколько стариков. Четверо молодых механиков за столиком обсуждали нагнетание топлива. Старики зевали и мирились с их болтовней. По стенам висели выцветшие снимки старых гоночных машин. Парни сидели под фотографией «блюберда». Эта машина установила рекорд скорости по проселку — 301,29 мили в час. Я понял, что попал в кафе гонщиков, и, похоже, они собирались тут очень и очень давно.

Официантка была седеющей и степенной. Над стариками она квохтала так же, как над молодыми. Глаза у нее были, как у человека, знающего, что такое дальние горизонты, что такое ветра, и пожары, и тяжкие времена, знание всего, что или ломает людей, или наделяет мудростью. Лет через двадцать такое выражение, наверное, будет у Мэтта Саймонса. Я попытался представить себе, какой будет Линда, когда ей стукнет столько же, сколько официантке, и картинка мне понравилась.

За стойкой висели фотографии гоночных машин, а по обе стороны двери — обычных моделей. Переиначенные для ралли автомобили пятидесятых ревели подле тачек с форсированным мотором. Стену украшали снимки очень и очень серьезного железа. Среди них я увидел «голден хоук». Подойдя поближе, я разглядел в уголке фамилию «Стилл» — почерком Пса. Что тут такого страшного, но…

Когда я вернулся к стойке, меня трясло. Прямо передо мной симпатичный старикан попивал кофе. Костяшки пальцев у него были ободраны тысячами соскользнувших гаечных ключей. Смазка глубоко въелась вокруг глаз: так бывает, если годы и годы кожи не касалось мыло. Сразу видно, он был надежным малым. Глаза у него были ясные, как у ребенка.

— Простите, что беспокою вас, мистер, — сказал я. — Но вам известно что-нибудь про тот «студебекер»? — Я указал на стену.

— Ты меня не беспокоишь, — ответил он. — А когда начнешь, скажу.

Он постучал себя по виску, словно ставя на место шестерню, затем стал перечислять характеристики мотора в «студе».

— Я говорил про его владельца.

Старику, наверное, понравилась моя стрижка, короткая. Ему понравилось, что меня правильно воспитали. Молодежь редко обращает внимание на стариков.

— Ты все еще меня не беспокоишь. — Он повернулся к официантке. — Сью, — позвал он. — Джонни Стилл заезжал?

Она повернулась от противня, который чистила.

— Почти год прошел, может, больше, — она оглядела стариков у стойки. — Я только вчера из-за него дергалась… — Она не закончила фразу. Все молчали. — Он так незаметно приходит и уходит, что за ним не уследишь.

— А я по нему не скучаю, — встрял один из молодых. — Выглядел он, как утка, но голос у него был, как у воробья. И ногти у него слишком чистые, а это кое-что да значит.

— Потому что Джонни тебя обогнал, — сказал второй молодой. — Джонни всегда тебя обставляет.

— Потому что он чокнутый, — сказал первый. — Есть буйные чокнутые и тихие чокнутые. Этот тип лихач.

— Он через многое прошел, — одернула его официантка. — Джонни многое потерял. Он из тех, кто горюет.

Она посмотрела на меня, точно ждала объяснений.

— Я дружу с его братом, — сказал я. Может, Джонни с братом не ладят? Старик поглядел на меня довольно странно.

— А ты старше, чем выглядишь, — пояснил он. — Джесси давно помер.

Мне подумалось, я сейчас грохнусь в обморок. Руки у меня задрожали, ноги так ослабели, что не встать. За окном кафе витрина загорелась красным, а внутри все притихли, выжидая, может, я тоже чокнутый. Я ковырял пирог. Один из молодых, тревожно поерзав, встал и побрел к двери, размышляя, наверное, не пора ли сходить за обрезом. Остальные трое глядели растерянно.