Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

— Отец, это всё исследовано в питомниках.

— Я их сейчас осмотрю и накормлю. А потом поговорим.

Отец достаёт и собирает дубинку-разрядник. Длинный тонкий стержень с шипастым шариком на конце и толстой рукояткой-футляром. Нажимает кнопку, проверяя заряд. С шарика слетают голубые искры.

— Тебе помочь?

— Я ещё справляюсь.

Отец отпирает решётку. Становится очень тихо, потому что спальники затаили дыхание.

— Уже не кричат?

— Отучил, — отец взмахом дубинки приказывает крайнему слева встать и выйти.

Он смотрит, как с трудом поднимается и, широко расставляя ноги, выходит молодой — лет девятнадцати, не больше — негр. Что-то хрипит, умоляет не трогать его, но, повинуясь взмаху дубинки, залезает и ложится на лабораторный стол. Отец быстро пристёгивает фиксирующие ремни и начинает работу, не обращая внимания на сдавленные всхлипы и стоны, делает записи. Гениталии воспалены и болезненны, это же и так видно. Ему становится скучно, и он отворачивается, рассматривая неуютный лабораторный холл. Зачем это отцу? Весь процесс уже давно описан, обе стадии известны. Процент летальности тоже. Зачем? Дикий нечеловеческий вскрик заставляет его вздрогнуть и обернуться к отцу. А, пункции семенной жидкости. И не катетером, что тоже весьма болезненно, а шприцем, прямо из семенника. И тоже, в принципе, ничего нового дать не может. Ударом по лицу отец заставляет негра замолчать, заканчивает осмотр, отстёгивает ремни и рычагом наклоняет стол, скатывая спальника на пол. Тот лежит, вздрагивая всем телом. Плачет, что ли?

— Ты хотел помочь, — отец улыбается. — Поставь ему миску вон там. И посмотри, что будет.

Он пожимает плечами и выполняет просьбу. Это тоже известно. Болевая деградация. Распад личности. Да, увидел или учуял, ползёт к миске. Нет, не стал лакать, взял в руки и пьёт через край. И остатки выбирает рукой, а не вылизывает. Второй, третий, четвёртый… Всё одно и то же. Крики, захлёбывающиеся после ударов по губам. А ведь бьёт отец несильно, без крови. И разрядник ещё ни разу в ход не пустил, только держит всё время под рукой. А дверь камеры каждый раз запирает и снова отпирает. Да, без лаборанта, это сильно затягивает процесс.

— Возьми, — отец даёт ему второй разрядник. — Подстрахуешь меня.

Да, с просроченными надо осторожно. Они непредсказуемы. Недаром спальников старше двадцати пяти держать запрещено. Но этот сейчас тихий, даже несколько заторможенный. В отличие от остальных ни о чём не просит. И молчит. Хотя отец специально трогает болевые точки. Чувствительность понижена? И к миске не пополз, пошёл. Явно ведь через боль.

— Что-то он тихий сегодня, — отец подмигивает ему. — Не иначе как тебя испугался.

Грязные миски летят в раковину. Отец быстро обмывает их и оставляет сохнуть, вытирает руки.

— Анализы потом. А теперь поговорим.

В холле угловой жёсткий диван и маленький столик. Они садятся и не рядом, и не напротив. Отец закуривает и бросает на столик пачку сигарет. Он кивает и достаёт свои.

— Зачем это тебе, отец?

— Мне интересно. Первое. Насколько неизбежна летальность. Второе. Какие изменения в психике. И третье. Обратим ли процесс.

— Что?!

— Ну да, — отец довольно смеётся. — Можно ли перегоревшего спальника сделать опять рабочим.

— И спальника нормальным, — иронически заканчивает он фразу.

— Нет, это уж доказано, процесс необратимый. А вот здесь… здесь я хочу ещё кое-что попробовать.

— А просроченный тебе зачем?

— Хочу проследить все стадии. И психику.

Он задумчиво кивает.

— А меня зачем вызвал? Наладить аппаратуру?

— И это, — кивает отец. — И я думал, ты заинтересуешься этим аспектом.

Он пожимает плечами.

— У меня своя работа, отец. Но… если тебе нужно протестировать их… В принципе я не против, хотя ничего нового… Да и реакции у них сейчас неадекватны. А просроченный… сколько у него?

— Второй месяц пошёл. Я купил его на Рождество.

Он кивает. У просроченных горячка долгая. Но отец рискует.

— Ты рискуешь, отец.

— Это моя проблема. Я хочу подержать его подольше. Ты когда-то утверждал, что срок произволен. Вот и проверим. Спорим, не протянет и полугода? — смеётся отец.

И он срывается.

— При таком содержании они все попросту сдохнут, не успев перегореть. Какая закономерность, чёрт возьми, при одноразовой кормёжке?! Да, психика сорвана, да, болевая деградация, но тело-то у них здоровое. Все наши воздействия, облучения и прочее — это воздействие на мозг.