Олег Бондарев - Транслируйте меня

– Черт, да с чего вы вообще решили, что проблема во мне? – огрызнулся я. – Может, это «Ремо» сломался?

– Ну, так возьми запасной и попробуй снова, пока мы не вышли в эфир. Надо понять, сможешь ли ты транслировать дальше.

– О’кей, о’кей. – Я снял обруч, швырнул его в корзину и достал из верхнего ящика другой «Ремо». Он был совсем новый, блестящий и красивый.

Я подозревал, что дело все-таки не в поломке ретранслятора, но упрямо отказывался в это верить. Что ж, пусть с ним. Соберись…

– Нет.

– Как так «нет»? – Я открыл глаза и удивленно посмотрел на Ворнера.

– Да вот так. Снова то же самое – одна картинка появляется и зависает. Все, я запускаю повтор… а тебе я советую разобраться со всей этой хренью как можно скорей. Потому что «Вкусно и просто» кончится через сорок минут, а впереди у тебя еще пять программ, и если везде включить повторы, случится крах рейтингов… понимаешь? И-эх…

Он махнул рукой и буквально выбежал из комнаты. Следом за ним ушли сценаристы. Барри остался.

– Что? – спросил я, недобро косясь на него.

– Плохо дело, старик, – сказал он. – Такая трансляция – признак серьезного психологического расстройства.

– Знаю…

– Это ведь все из-за смерти отца, верно? Ты ведь до сих пор не пришел в себя…

– Черт, да заткнись ты! – вспылил я. – И без тебя тошно.

– Я просто хочу помочь…

Кровь вскипела, и я, вскочив с кресла, ухватил Барри за грудки. Наши глаза оказались так близко, что он смог бы в деталях рассмотреть каждую красную прожилку, если бы только захотел.

– Никогда, слышишь, никогда больше, – процедил я, – не говори о моем отце и его смерти, понял?

– На чем ты сидишь, Марти? – спросил он, с завидным хладнокровием терпя мой гневный взгляд. – Крэк? ЛСД? Что-то новое, более забористое?

Я закусил нижнюю губу так сильно, что пошла кровь. Одинокая алая капля побежала вниз по подбородку и, сорвавшись, полетела к полу – словно разочарованный в жизни слабак.

– Ты наркоман, Марти. Все об этом знают. Но они терпели и молчали, пока ты работал. А что теперь? Что это – единичный случай или же конец удивительной, но чертовски короткой карьеры?

– Заткнись. – Я отпихнул его, отвернулся.

Мысли путались, накладывались, слипались, сливались, перетекали одна в другую… Я стоял в центре своего собственного внутреннего мира и растерянно озирался по сторонам, а вокруг кружили эти призрачные образы, которые я впервые не мог подчинить своей воле и отправить на экран.

– Я думаю, это конец. Прости за откровенность. Я бы хотел ошибиться, честно. Ты неплохой человек, Марти. Но…

– Я прошу тебя – уйди. Просто заткнись и уйди, ладно? Дай мне побыть одному…

– Хорошо, я уйду. Но на будущее учти, старик: я – один из немногих, кто не желает твоего краха. Сотни людей мечтают вернуть прежние времена, когда на съемочной площадке суетилась целая куча народа. Они ведь все оказались на улице из-за тебя. Думаешь, они очень рады этому? Да они будут счастливы вернуться, если ты уйдешь.

– Но тебе ведь тоже сократили зарплату, – сказал я тихо. – Почему же ты до сих пор меня поддерживаешь?

– Потому что я большой поклонник искусства, Марти. А то, что делаешь ты, – это искусство в чистом виде. То самое, которое идет от сердца. Ты выводишь на экран свои мысли, не доверяя их даже бумаге, не говоря уже о режиссерах, сценаристах и прочих посредниках. Ты творишь без них – все, как ты видишь сам. Это – бесценный дар. И очень жаль, если ты действительно лишил себя этой возможности творить.

С этими словами он развернулся и вышел, а я еще долго стоял, глядя в стенку перед собой.

Мысли продолжали путаться.

Собраться я так и не смог.

– Может, хватит на сегодня, сэр? – осторожно поинтересовался бармен.

– Нет, не хватит, – покачал головой я. – Наливай.

И толкнул к нему стакан.

Он вздохнул, но налил: три бакса есть три бакса, и лишними они не бывают.

Бар, в котором я второй день кряду просиживал штаны, назывался «Грязный Луи». К слову, многие его клиенты могли носить ту же самую кличку… впрочем, все равно.

У меня так ничего и не вышло. В конце концов Ворнер плюнул и сказал мне идти домой.

– Придумаем что-то, – произнес он, глядя в сторону. – Забьем прайм-тайм комедиями и боевиками прошлых лет. Думаю, день продержимся. Надеюсь, до завтра ты оклемаешься?

– Постараюсь.

Однако не оклемался. Я пришел очень рано, стал пробовать, но ничего не получалось. В итоге я был свободен уже через час.