Владимир Малов - Посылка

— Ничего нового, Константин Михайлович?

Председатель экстренной международной научной Комиссии молча положил на стол Президента Академии наук пачку цветных фотографий.

— Первые снимки атомной структуры? Любопытно!

— Пока ничего любопытного, — ответил Донкин.

Президент разложил из фотографий небольшой пасьянс.

— Хаос… а мы надеялись, что в атомной структуре проявятся, может быть, какие-то осмысленные закономерности, так сказать, зашифровка, проговорил он после некоторого молчания. — Впрочем, на глаз судить почти невозможно, но, судя по вашим словам…

— Конечно, — сказал Донкин, — электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких, структура беспорядочна.

Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.

— Насколько я знаю… мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день… насколько я знаю, все пока идет по намеченной программе.

— Да, — ответил Донкин. — Но мы с вами знаем также, что пока ни один из пунктов не принес результатов.

Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигался хаос беспорядочных пятен, точек, полос. Но оператору — с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф — не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа уже устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его как можно скорее сменили — за спиной стояло достаточно квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было… как это по русской поговорке?.. Назвался груздем… да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа…

И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его собственного внимания.

На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул, как сигнал, один и тот же узор.

Хаос прекратился, теперь атомы Красной Пластинки, похоже, выстраивались в каком-то пока еще неясном, неопределенном, но порядке.

Рене ван дер Киркхоф откинулся в кресле. Джон Саймон прерывисто кашлянул. Мишель Салоп негромко сказал себе под нос что-то неразборчивое по-французски.

Асфальт под колесами был темным, его уже умыли поливальные машины, первыми начинающие день в жарком летнем городе. Теперь, закончив работу, вереницы машин стояли у обочин, водители на тротуарах, собравшись группками, беседовали о чем-то своем; и Кирилл, проносясь по пустынным еще улицам, вдруг подумал, что и у них, пожалуй, основные темы бесед, как и везде — Посылка, Красная Пластинка, бессильны или нет ученые, чего вообще стоит земная наука, и, если ученые разгадают все-таки загадку, как люди будут жить дальше, что изменится на Земле?

Кирилл быстро взглянул на Таню, сидевшую рядом; наверное, ей тоже сейчас в голову пришла та же мысль.

Константин Михайлович Донкин позвонил в пять утра. Кирилл собрался ровно за три минуты. Тане потребовалось на сборы десять минут, случай, надо признаться, исключительный; и сейчас «Жигули» мчались сквозь туманную утреннюю Москву, и стрелка спидометра то и дело заходила за положенные шестьдесят.

Он вдруг снова все очень отчетливо вспомнил: ржаное поле, отлого спускающееся к полосе кустарника, тихую речку с красивым именем Мста, огромный луг на том берегу и высоко поднятый березовый островок. Прекрасным было то утро, может быть, одним из лучших в жизни.

А потом — желтая полоса, стремительно и беззвучно перечертившая небо, ровный круг выжженной травы, неглубокая лунка и ярко-желтый шар на дне ее.

Посылка!

Странно, первой пришедшей тогда мыслью была такая — это же как в плохой фантастике…

Кирилл свернул направо и оказался на длинном и широком проспекте, совершенно пустом в эти минуты, и «Жигули» понеслись с совершенно уж преступной скоростью, даже Таня испуганно съежилась на своем месте. И, вероятно, именно эта сумасшедшая скорость заставила Кирилла вспомнить еще и то, как тогда, после того, как упала с неба Посылка, гнал он машину в ближайший город, чтобы позвонить по междугородному автомату академику Донкину, — кому же еще? — как долго не мог найти нескольких пятнадцатикопеечных монет, и как бессвязно пытался объяснить в жаркой духоте кабины, что произошло.