Юрий Леж - Ставни

Уже начинало темнеть, и все присутствующие собрались за столом в переговорной комнате. Дежурный офицер запалил свечи в канделябрах. До сих пор с подачей электроэнергии в Бургдорфе то и дело возникали проблемы. Благоустроившие один отдельно взятый домик, русские отнюдь не спешили благоустраивать разрушенное германское хозяйство в целом.

Прихлебывая очередные порции виски и коньяка, покуривая, полномочные советники президента, премьер-министра и пока еще просто главы французского сопротивления лениво перебрасывались ничего не значащими репликами, когда до них донесся шум подъехавшего автомобиля, а следом — оживление и энергичный разговор во дворике. Через пару минут на крылечке простучали каблуки и в импровизированный зал заседаний вошел Камов в неизменной своей потертой кожаной тужурке, офицерских галифе и отличных хромовых сапогах, держа на отлете неожиданную широкополую шляпу и встряхивая головой, будто отгоняя от себя несерьезные, неположенные данному моменту, мысли. Следом за ним появился хорошо известный в Северной Америке бывший советский посол Андрей Громыко, в отличном, но сильно измятом костюме, распахнутом хорошем макинтоше и с пухлой папкой в руках.

Никто из присутствующих даже и не подумал встать, встречая Камова, видимо, полномочные представители ожидали официального объявления от дежурного офицера о том, кто же это прибыл к ним на дипломатическое свидание, но на такое пренебрежение этикетом тот отреагировал специфически:

— Ого! Заждались, волки тамбовские! Буржуины недобитые! — негромко сказал он и попросил через плечо Громыко: — Ты уж будь добр, переведи, что рад всех собравшихся видеть, глаза б мои на эту сволочь не смотрели…

В ответ на безукоризненный английский с легким американским акцентом от Громыко, со стороны присутствующих послышалось настороженное ворчание. Они ожидали прибытия старого знакомца, привычного к переговорам Скрябина, на худой конец — кого-то из членов правительства, может быть, даже нового молодого фаворита Маленкова, с точными и однозначными указаниями самого Хозяина, а вот появление загадочного Камова смешало все карты на уже подготовленном игорном столе большой политики.

В самом деле, более загадочной личности, чем Алексей Алексеевич Камов, в советском государстве не существовало. Ни британской, ни французской, ни в свое время германской разведкам не удалось не то что заглянуть в его досье, наверняка толщиной с Библию, но и в простую анкетку, где бы указывалось: когда и где родился, когда и где учился, на ком когда женился и так далее. Создавалось впечатление, что все документы, касающиеся этого человека, лежат в личном сейфе советского диктатора, к которому не было допуска даже самым близким людям. Вот и знали присутствующие, что возраст Камова — ближе к пятидесяти, чем к сорока, что еще до тридцать третьего года он активно общался со Штрессером, Герингом и Мюллером. Перед самым началом войны с Польшей, Камов очень часто выезжал в Германию, его контакты со многими высшими руководителями Третьего Рейха были установлены и британцами, и французами. Во время войны Камов не выделялся среди множества других советских руководителей среднего звена, на фронты не выезжал, занимался какими-то срочными вопросами по личным поручениям «дядюшки Джо», вот только почему-то именно ему кремлевская молва приписывала успех в замене одного иранского шаха на другого, а так же в активнейшем противодействии германскому влиянию в Турции и британскому — на Ближнем Востоке. Впрочем, МИ-6 никаких конкретных подтверждений этим слухами добыть так и не смогло.

И вот теперь этот человек-загадка появляется на переговорах по будущему устройству не только Европы, а всего мира, облеченный, скорее всего, высшими полномочиями, да еще сопровождаемый одним из лучших советских дипломатов в качестве простого переводчика. Есть над чем задуматься, господа! Есть…

Но времени для размышлений собравшимся профессиональным разведчикам и дипломатам Камов не дал. Слегка взъерошив левой рукой черные, с проседью волосы, он бросил в ближайшее кресло свою шляпу и извлек из внутреннего кармана куртки помятый листок бумаги.

— Вот, — слегка кашлянув, сказал Камов, — прочитаю лучше, что б чего не переврать, дипломатия все ж таки, мать её…

«От имени Советского Правительства имею заявить следующее:

Первое. Советская Россия отказывается от участия в послевоенной конференции стран-победителей, так как считает, что данная конференция по своему статусу нацелена не против гитлеровского национал-социализма и послевоенного разоружения Германии, а против германского народа.