- Надо было согласовать почетче, - сказала Маклакова. Круто повернулась и удалилась.
По дороге с аэропорта Дух, не отрываясь, глядел в окно, пробовал на язык, произносил надписи, но русскими буквами: - Лонг- Исланд- ЭхитВан- Вуск...
- А-чо, по-немецки я все это могу читать. Правда, буквы одни.
Пока добирались до въезда на мост Трайборо, Дух сделал свой первый вывод про Америку: - Ну что ж, на Волоколамку похоже.
Гордый за Америку, будто все это я сам понастроил, я свернул на мост Квинсборо, чтобы остановиться в даунтауне и ошарашить Духа настоящим НьюЙорком. - Вы не очень устали с полета?
- Да нет, какой- там! Как на ковре- самолете; так все быстро - не ожидал; то - кино, то журналы, то тебе кушать несут...
Движение немного схлынуло. Мы остановились у центра Рокфеллера; обошли по периметру конькобежный каток. Щурыми зелененькими глазками Духа я смотрел - куда и он - вверх, на будго покачивающиеся от ветра верхушки башен; разглядывал сверкающие товарные витрины. Не знаю - чего я точно ждал, может быть, думаю, услышать как человек- легенда из моего неправдоподобного булыжного Тверского- Ямского детства невольно поразится - заахает или остолбенеет; еще бы - после первого в жизни перелета через океан, впервые увидеть манхеттенское столпотворенье!
По-человечески я считал, что это будет вполне заслуженное удивление, которое, признаться, лично для меня самого как- то в суматохе приезда смешалось, пронесло- проехало; и где- то на дне сознания, уже впоследствии, я, кажется, сожалел об этом; но потом - суп с котом, фокус первого неподдельного взгляда не воротить.
- Ну, Сан- Макеич, - подталкивал я Духа, стараясь однако не подсказывать ответ: - Как оно- ничего?
- Выс-с-окие дома, - констатировал он, - а потому как и называются небоскребы. Глядя на витрины, Дух замечал: - Этого добра у нас навалом, не поверишь по всей Москве- матушке всякое заграничное барахло и рекламы тебе на каждом шагу. Говорил он мало. Старик постукивал палочкой и все больше молчал. 'Впитывал', думалось мне; он, конечно, устал от далекого путешествия. В его- то годы.
Вечером, у нас дома Дух смущался, что оказался в центре внимания; что на столе столько всего понаставлено специально для него.
Для каждого, кого встречал, как Дед Мороз он отыскивал в бездонном своем рюкзаке какую- нибудь расписную ложку, неожиданный латунный значок БГТО или Осовиахима, а для понимающих - зеленую как доллар, дореформенную трешницу. От еды он почтительнейшим образом отказался; пил чай; дивясь, прислушивался к нашим разговорам по- английски, и смотрел телевизор.
В хронике как раз показывали встречу американского высокого гостя. Тяжелый Ельцин, с заплывшими щелками глаз,приветствовал Клинтона, невнятно бормоча и вообще уже совершенно смахивая на привидение покойного Брежнева. Показывали украшенную к 50- летию Победы Москву с огромным, вырезанным из фанеры, Георгием- Победоносцем - маршалом Георгием Жуковьм, гарцующим на белом коне и поражающим насмерть гидру фашизма.
- Ток- что оттуда, - поражался Дух. - Вон она, Москва- столица. Какой маленький мир всеш- ки... А ему говорили: - Мистер Алекс, видите какой интересный 'эксчейнж' получается - наш президент туда, а Вы - к нам...
Пораньше мы отвели его в верхнюю гостевую спальню; и в мертвой тишине нашего пригорода я слышал уже поздно ночью как старик охал, постанывал; и у меня было какое- то осторожно беспокойное беременное чувство, оттого что будто под самьм моим сердцем билась единственная навеки невозвратная жизнь старого двора с живыми моими мамой- папой, соседями и друзьями- приятелями - со всем тем, что в молодости кажется - подумаешь! - неважным; чего, верилось, будет еще и еще больше, а на самом деле больше уже не было и не будет никогда. Было многое, и, может быть, будет, но - совсем уж другое.
На следующий день я отвез Сан- Макеича в их гостиницу, где как раз начиналась очередная объективка - без тяжелых орденоносных своих пиджаков дедушки и бабушки, вздыхая и ерзая на глубоких креслах, рассаживались вокруг обеденного стола. Маклакова стучала карандашом, требуя внимания...
Не прошло и двух дней как Дух позвонил и попросил, чтобы я его забрал к себе: - Если можно.
Утром мы гуляли по улицам Джерси- Сити. Место это отделено от оконечности Манхетгена широким устьем Гудзона - там, где он впадает в Нижний Нью- Йоркский залив Атлантического океана. Оттого, что городок сравнительно небольшой и приземистый, и оттого, что набухший темной, почти океанской водой Гудзон лежит плоско, на уровне таких же плоских, ведущих к воде улиц, в Джерси- Сити полно миражей, каких не увидишь нигде, даже в самом Нью-Йорке.
Читать дальше