Борис Письменный - О, Пари

Глубокий вздох - Ривьера! Из-под широких оконных рам нежным шопотом поступает прохладный воздух; новенькие вагоны - климатизе, ту-конфор н полный комфорт.

Сначала за окном бежала обычная придорожная неразбериха: ржавый скелет Рено в можжевеловых кустах, глинобитные сараи, мусорные свалки с вороньем на манер верещагинских полотен... Так лишь до Тулона. Потом потянулись аккуратные виноградники, фонтанчики пальм, кипарисы, придорожные поля в диких маках, башни с реющими на них вымпелами, крепостные стены шато, будто сложенные из моего любимого деревенского пате. Вдалеке, пересекаясь, синими волнами побежали альпийские цепи Прованса, где меж них акульим плавником н гора Сан-Виктуар, граненная у всех на памяти самим Сезанном...

Сверкнув, выкатилось Средиземное море с нежной дымкой на горизонте.

Как, помнится, и в Сочи, загорающие, лежа пластом на прибрежной гальке, лениво приветствовали поезд. Кто рукой, кто ногой. Пролетали, красуясь, белостенные палаццо и виллы под терракотовой черепицей. В разрывах их стен, на поворотах рельсовой колеи, на нас выставочным блюдом, разворачивался - то красный теннисный корт, то чечевичной формы изумрудный бассейн...

- Неплохо устроился мой Андраш, - пыхтел Макс. - Это мы, болваны, засели в своей Америке!

Первом местом, где мы задержались, гуляя по Ницце, был южный базар. Глаза разбежались... У входа, бродяга в трусах 'Адидас' деловито, мозолистой ступней, отфутболивал к себе золотую отдельно взятую дыню. Никому до него не было дела, потому что вокруг грудились не просто горы овощей и фруктов - бил через край мифический рог изобилия. Насквозь пропитанные, просвеченные солнцем плоды лопались; сладким медом истекали, сочились дыни, гранаты, персики... Ароматный сок жизни искал выхода, брызгал из всех трещин и пор. Собачки гонялись одна за другой; визжа, в истоме барахтались на спине. Что собачки! Стоило посмотреть на крепконалитых мамзелей, выбирающих виноград, на их солнцем поджаренные плечики, на их жадно жующие рты, на алчно раздутые ноздри и сверкающие глаза. Низко над морем допотопный биплан тянул местную рекламу: - Алекс и Яков Залкинды в новой кинопродукции.

Выйдя на пляж, мы сначала ослепли. Не от блеска солнца и кварцевого песка. Перед нами - почище экспозиции ВДНХ открылась арбузная бахча голых женских грудей. Молодежные, безнадежные, звериные, козлиные, дыни, авокадо, бананы, кастрюли... 'Топлесс' девушки играют в волейбол; их спелые груди летят крест на крест, почти тычутся тебе в лицо, когда они наклоняются прикурить. На бортике, над пляжем, за пальмами, елозят япончики-туристы; из кустов торчат головки их объективов. Вот, справа - прямо на голой гальке лежит долговязый мужчина в широких семейных трусах, навзничь сраженный бесстыдством и сам сраму не имеющий. Его хозяйство, бледное и косматое, нахально вываливалется наружу.

- Иван Иваныч, - позвали по-русски. Мужчина, кряхтя, поднялся пошел к компании обгоревших игроков - те резались в кружок в дурачка. Может, и в преферанс.

Так я увидел первых компатриотов. Их можно было встретить повсюду на пляже. С опытом сочинских дикарей они сооружали навесы из палок и простыней, умело загораживая не разрешенный на пляже костер; жарили шашлыки и сардельки; кто-то помешивал плов. У кастрюли с пловом я застрял из любопытства. За долгое время никто из стоящих вокруг не произнес ничего личного, человеческого.

- Добавь трава... Добавь соль... - было все, что я слышал. Мы подошли к группе, разговорились. Жилье нам посоветовали снять у поляков; румыны сдают турпалатки. Подъехать на базар - спросить местного авторитета н Сашку-Ворюгу, подвозит дешево. Сплошные советские разговоры, совет за советом...

У кромки морского прибоя - терапевтически раздвинув ноги навстречу набегающим волнам для благополучия простаты, расположились интеллигенты. Тоже наши. Седоватые и в очках. Вместо приветствия, они назидательно объяснили нам, новеньким, что Ницца есть, по-существу, исконный русский город, где - русский приход, церкви, улица Царевича. Подобно тому как Ментон традиционно окуппирован британцами, Ниццан наша. Что именно Ницца, а вовсе не Ялта, есть тот приморский город 'N', что Чехов дал в "Даме с собачкой". нАх, вы не знали? Так знайте теперь...

Босиком, не обращая внимания на жгучую гальку, мы направлялись к воде, чтобы встать в круг прыгающих загорелых девушек, поиграть в волейбол с разведочными целями; как, вдруг, Макс с криком бросился от меня совсем в противоположную сторону.