— А теперь, — прищурился Бородин, — давай колись. Что за автомобильная катастрофа, кто это прелестное дитя и почему она здесь, а не в больнице?
Шатилов выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, вытряхнул две штуки, зажег обе и протянул одну другу. После всех этих манипуляций он ответил одной лишь фразой:
— Не знаю, Андрей.
Брови врача поползли вверх.
— Как так?
— А вот так, — усмехнулся Шатилов. — Не знаю даже, как ее зовут.
— Она тебе не представилась? А я достиг больших успехов. Ее зовут Марина, олух…
— Благодарю за информацию. Слушай, Андрей, временно оставь меня в покое, а? Тут какая-то странная история, сиреневый туман… Мы с тобой знакомы не один год, и честное слово, как только что-то прояснится, тебе первому…
Бородин испытующе посмотрел на Шатилова:
— Ну, ну… Желаю поскорее выбраться из сиреневого тумана.
— Может, все это и чепуха какая-нибудь.
— Ты госбезопасность, тебе виднее… Так я пошел?
— Не обижайся.
— Обижаются гимназистки. Пока… Звони.
— Вот еще что, Андрей, — сказал Шатилов, когда Бородин уже перешагнул порог. — О Марине… О том, что она здесь…
— Понял, понял, никому. Могила.
Отсалютовав сигаретой, Бородин исчез. В прихожей хлопнула дверь.
Шатилов развернул кресло к письменному столу. С минуту он сидел, сцепив руки на затылке и тупо глядя на выключенный компьютерный монитор, потом встал и направился в спальню. Марина лежала на спине и ровно дышала с закрытыми глазами. Над правой бровью белела полоска пластыря. В тазике у кровати, в розовой воде, плавали пустые ампулы с отломленными головками, окровавленные тампоны, еще какие-то использованные медицинские причиндалы. Платье девушки валялось в углу — Бородин закутал ее в любимый шатиловский плед. Вид скомканного платья напомнил Шатилову о том, что и его одежда мокра и грязна. Он подхватил тазик, поплелся в ванную. Медленно раздеваясь, он ощутил тяжесть в кармане куртки. Пистолет.
В магазине «дженнингса» оставалось два патрона, но едва ли из него стреляли недавно — возможно, только двумя и зарядили. Шатилов положил пистолет на полку возле зеркала, влез под душ и с наслаждением зафыркал.
После душа он облачился в халат, отнес «дженнингс» в кабинет и возвратился в спальню. Удобно устроившись в кресле у изголовья кровати, он смотрел на спокойное лицо Марины — просто сидел и смотрел, не пытаясь размышлять о ней и тем более выстраивать какие-либо гипотезы. Годы службы в КГБ научили его железному правилу: не делать никаких предположений при недостатке информации… Интересно, нашли уже потерпевший аварию «БМВ»? Там могли сохраниться отпечатки пальцев Шатилова… Хотя ливень, вероятно, их смыл, но в таких случаях никогда не знаешь наверняка.
Номер автомобиля Шатилов, разумеется, запомнил, но в инспекции дорожного движения у него знакомых нет… Вот напрасно он не обыскал трупы. Если не документы, то записные книжки могли бы обнаружиться, да и мало ли что другое.
Юрий Дмитриевич поймал себя на том, что рассуждает таким образом, словно ему поручено расследование инцидента на шоссе. Но он изначально не собирался ничего расследовать — найдя машину, хотел звонить в милицию… Не собирается и сейчас. Что бы ни рассказала ему девушка, он ни в какую борьбу за справедливость ввязываться не станет. Хватит, все, довольно было этой борьбы в жизни. Помочь — да, поможет в меру сил, если потребуется. Но не более того.
Марина зашевелилась и что-то прошептала во сне. Шатилов наклонился к ней, поправил плед. Девушка вздрогнула, заморгала спросонья.
— А, это вы… — Узнав Шатилова, она успокоилась. — Я все еще у вас? А где доктор?
— Доктор ушел. Вы у меня, все в порядке… Спите, вам надо спать. Еще лекарство действует.
— Я не хочу спать. — Марина рывком приподнялась на подушке. — Вернее, хочу, но не могу. Как вас зовут?
— Юрий Дмитриевич.
— Я Марина Стрельникова… А вы часом не журналист? — добавила она не то с надеждой, не то с опаской.
— Часом нет. — Шатилов улыбнулся, подкладывая под голову Марины вторую подушку, чтобы ей не приходилось напрягать мышцы в полусидячем положении. — Я обыкновенный гражданин, руковожу небольшой фирмой.
— А, вот как… — протянула Марина, и снова Шатилов не разобрался в ее интонации. Разочарование или облегчение? — Юрий Дмитриевич, я хочу рассказать вам…
— Нужно ли сейчас, Марина? Потом расскажете, отдыхайте…
— Нет. — Девушка тряхнула головой и сморщилась от боли. — Сейчас. Мне страшно, я ровно ничего не понимаю… Юрий Дмитриевич, я меньше всего хочу впутывать вас в свои проблемы, даже совета никакого не жду. Я отлежусь и уйду… Придумаю что-нибудь… Но выговориться я должна, понимаете?!
Читать дальше