Анатолий Бурак - Белка в колесе

После начала демократизации институт стал приходить в упадок, что отразилось на благосостоянии Петра Владимировича. Оно, благосостояние, заметно улучшилось. Вследствие ослабления финансирования ослаб и контроль, а возможность создавать частные фирмы дала необходимый простор далеко не глупому человеку. Дальше совать свой нос посчитал неблагоразумным, а то ведь могли и за шпиена принять. Так и закончилось наше первое «свидание», и хотя побудительным мотивом был всё-таки шкурный интерес, приятного осадка оказалось немало.

Рефлексами я был недоволен. Где ж это видано, пропустить падение, да еще каблучком в живот, пусть даже и от хорошенькой женщины. В процессе самоистязания я дошел до прыжков в воду, в одежде, естественно, а время года — сентябрь, между прочим. Температура +10 °С, а про воду вообще говорить не хочу. Зато для здоровья полезно, да и вообще, реакция восстановилась полностью. Подозреваю, что свою роль сыграл бодун. Слабым и хворым в коридоре, как почему-то стал про себя называть «МЕСТО», делать нечего. Не зря же желание курить как рукой сняло после первого же перехода. Еще раз спрыгнув с мостков в пруд, я приземлился возле своего лагеря. Одежда была мокрой, но дискомфорта не было, да и на самокопание я не горазд. Тренировка продолжалась часа три, но всё происходило в трех-четырехминутном промежутке, так что пару часов уделить прибору я мог. За прошедший день ничего особенно судьбоносного не случилось, а в будущем… Даже такие, как я, о нем не оповещены. Пару раз я задумывался, а есть ли еще люди с подобной аномалией. Ведь коридор-то существует и, уверен, существовал задолго до меня. Во время работы в «Бюро» я пытался исследовать местность, но желание быстро пропадало. Не то чтобы стало страшно или прорезались еще какие-нибудь неприятные ощущения, нет. Но, как и в случае с курением, возникало чувство ненужности. Причем я четко установил границы возникновения оного. Около десяти километров, или два часа пути в любую сторону. Что характерно, в коридор я попадал из любой точки, часто выбирая казино Санкт-Петербурга или Варшавы.

Как ни оттягивал этот момент, а прибор требовал внимания. Никаких объективных причин откладывать не находилось, но мне пришлось раз пять повторить, что «мужчина идет навстречу опасности».

Кнопочек имелось целых три. Одна, как я сразу установил, являлась обыкновенным выключателем. На двух остальных нарисовано по стрелке. Вверх и вниз, или, если хотите, вперед и назад. Даже не сотовый, а дистанционник какой-то. Знать бы, какова дистанция. Делать нечего, и я нажал ту, которая «назад». И — ничего. То есть аппаратик издавал еле уловимые вибрации, но результат — нулевой. Покрутив его так и сяк, решил подкрепиться. Наспех проглотив пару бутербродов, «вошел в коридор», так и не выключив прибор. Перевернул пятиминутные песочные часы и уселся на спальник. Когда упала последняя песчинка, вернулся назад. Тело занималось не тем, что должно было делать, по моим представления, а, кинув взгляд на часы, я обалдел. За пять минут «ТАМ» я проскочил пятидесятиминутный отрезок! Менять рисунок реальности не хотелось, а потому я расслабился и «поплыл по течению». Никаких особых усилий это не требовало. Как будто смотришь старый, хорошо знакомый фильм. Где-то читал, что маги прошлого могли проживать по нескольку раз одни и те же годы. Да и «повторенье — мать ученья», а «проплывал по течению» я как раз мимо ученья. Как только разгребу немного, надо будет рассчитать цикл восстановления и записать серию уроков рукопашки. А то бегаю, как заяц, пинают меня все кому не лень. А «герой» по-гречески значит «сильно действующий», а совсем не «быстро бегающий» или «крепко побитый». Так, ныряя и выныривая, я дождался нужного момента. Всё верно, ушел на минуту — вышел через десять.

Другая кнопка ничего не ускоряла, скорее тормозила, соотнося течение времени в коридоре с реальностью. И выходил я через столько же, сколько пробыл на берегу реки. М-да, интересный приборчик. И люди, что его смастерили, наверное, занимательные.

В пять вечера мы с Раей входили в палату к выздоравливающей. Вчера Инну перевели из реанимации и разрешили посещения. У кровати сидел муж. Несмотря на бледность, она улыбалась, чуть смущенно, как бы прося прощения. Сестры поцеловались и начали о своем, о женском. Нас никто специально не выгонял, но мы, не сговариваясь, вышли из палаты. Всё-таки женщины неисправимы, вчера — при смерти, а сегодня — хи-хи, ха-ха. Разговор не клеился, и пришлось раз пять заходить по новой, пока не удалось «поймать волну».