Стивен Спилберг - Близкие контакты третьего рода

Лакомб глубоко вздохнул, тыльной стороной руки стер с языка частички песка, надел стерильную полиэтиленовую перчатку и отдал первые приказания Лафлину. Лафлин понимающе кивнул ему и прокричал по-английски:

— Снимите таблички, номера маркировок со всех машинных отсеков.

Уже секунд через четырнадцать весь личный состав экспедиции ползал вдоль крыльев и хвоста, открывая люки, крышки, отвинчивая крепежные болты. Вся работа проводилась в специальных защитных стерильных перчатках. Один из технических работников открыл верх кабины. Она легко, плавно и без зацепок сдвинулась с места. Пазы и шарикоподшипники были в отличном состоянии, как новые.

Другой работник, также в перчатках, используя хирургический пинцет, извлек из-под приборной доски календарь. Это был путевой листок. Последняя запись была: «Спецаэродром Пенсакола. Флорида». Но самым удивительным оказалась дата вылета.

— Господин Лакомб! — закричал, задыхаясь от волнения, техник. — Он датирован маем.

— Что?

Лакомб обратился за переводом к Лафлину, но техник опередил его:

— С декабря 1945 года по май.

Лакомб просиял и через Лафлина приказал:

— Проверьте, есть ли горючее… бензин в баках. Посмотрите, будет ли бензин поддерживать горение.

У телохранителя Лакомба, стоявшего рядом с Лафлином, от удивления отвисла челюсть.

— Бог мой! Эти крошки в отличной форме! Не может быть!

Другой техник сверял номера по своему списку:

— Все номера машинных отсеков совпадают, так же, как и номера крыльев.

Несмотря на усиливающийся временами ветер, работа продолжалась.

Кто-то, проверяя действие посадочных огней одного из самолетов, на какое-то время осветил фигуру Лакомба. Защитная повязка, прикрывающая его нос и шею, порывом ветра была задрана высоко ко лбу, глаза возбужденно блестели.

— Возможно ли это? — произнес Лакомб.

Сбитый с толку и ничего не понимающий Лафлин слегка толкнул локтем телохранителя:

— Простите, не введете ли вы меня в курс дела?

Роберт, наклонившись к нему, как бы по секрету сообщил:

— Это вылет 19.

— Ну и что из этого?

— Вылет 19. Разве вы ничего не знаете? Эта эскадрильи самолетов стартовала из Пенсаколы на тренировочные маневры в мае 1945 года… И никто их больше не видел. До сегодняшнего дня. Вот и гадайте…

— Но где пилоты? Где экипаж?

Их беседу прервали громкие, но неразборчивые крики, раздавшиеся совсем рядом, в нескольких шагах. Лакомб, а за ним и Лафлин сразу же направились в ту сторону. На пороге Кантины три мексиканских федеральных агента обступили нервно суетящуюся крошечную фигурку человека. Голоса полицейских не умолкали.

Лакомб сразу же посмотрел в сторону Лафлина, давая понять, что без его помощи никак не обойтись. Но Лафлин только улыбнулся и развел руками:

— К сожалению, я не говорю по-испански…

Положение спас Теннеси-Огайо:

— Они говорят, что этот человек был здесь два дня и что он видел, как все это случилось.

Француз опустился на одно колено и рукой в стерильной перчатке приподнял подбородок совсем оробевшего человека. Мексиканец плакал, но не это приковало внимание Лакомба. Половина лица человека была вишнево-красного цвета и покрыта волдырями от лба до ключицы. Это был самый ужасный ожог, который когда-либо в жизни приходилось видеть Лафлину на смуглом лице, привычном к раскаленному летнему солнцу Мексики.

Человек поднял голову, силясь что-то сказать, но не смог произнести ни слова.

Через некоторое время ему все-таки удалось произнести несколько испанских слов, после чего он еще больше залился слезами.

— Что он сказал? — поинтересовался Лакомб.

Лафлин обратился за переводом к американцу, который знал испанский язык. Тот только пожал плечами и, присев у ног несчастного больного человека, попытался заговорить с ним. Мексиканец с трудом что-то произнес.

Теннеси-Огайо поднял брови, тяжело вздохнул и перевел:

— Он сказал, что вчера вечером к нему выходило солнце. Он говорит, что оно пело ему…

Четырехлетний Барри Гвиллер провел беспокойную ночь. Через полураскрытое окно в комнату проникал нежный и приятный ветерок Индианы, вороша малышу челку. Тихое, но постоянное жужжание, возникающее где-то в его комнате, беспокоило его сон.

Вдруг неяркий красный пучок света упал на его лицо, и Барри открыл глаза.