Рафаэль Лафферти - Сердитый человек

Они всегда старались использовать все то лучшее, что было в обоих видах.

«Запрограммированные люди» во многих отношениях превосходили древних бекензионовых людей (или просто людей). Их отличало лучшее эмоциональное равновесие, большее усердие, отличная приспособляемость, более обширная память и превосходная способность к запоминанию, — соответственно, более быстрый поиск решений. Но была одна вещь, которой не имели даже наиболее способные из «запрограммированных» и которую часто можно было найти у самых посредственных из людей. Вещь, для которой трудно придумать название.

Она немного расширяла возможности; но «запрограммированные» и так обладали значительным превосходством над людьми. Она затрагивала процесс творчества, хотя «запрограммированные» были несомненно более креативными, нежели люди. Она была восхождением к случаю; «запрограммированные» могли сделать это более изящно, но иногда менее эффективно, нежели люди. Она была выходом за рамки, абсолютным отсутствием удовлетворенности, внезапным приливом силы или интеллекта, поразительной властью в моменте, вещью, которая создавала разницу.

Ее обнаружили сами «запрограммированные», потому что они чувствовали разницу более отчетливо. Их техники создали систему. Она ничего не стоила людям, и была очень выгодна «запрограммированным».

На многих из них, естественно, она оказывала незначительное воздействие; но избранных она возвышала до уровня гениальности. А многие из тех, кому не повезло стать гениями, становились специалистами высочайшего класса, — и все из-за особой добавки, извлекаемой из человека.

Произошло что-то вроде скрещивания двух рас, таких различных, что у них не могло быть настоящего гибрида, — у одной из них отсутствовала способность к воспроизводству. Изменения у «запрограммированных», иногда значительные, вызывала вытяжка из надпочечника человека.

Существовало лишь несколько постоянных источников высококачественной субстанции, — и каждый из них вызывал свой характерный побочный эффект. Часто «запрограммированный» начинал ощущать непосредственное родство, редко взаимное, с человеком-донором. Например, Передача, очень чувствительная «запрограммированная», остро ощутила родство с донором, когда ей ввели препарат.

— Я требую установления отцовства, — кричала она. Это была стандартная шутка «запрограммированных». — Требую как дочь своего донора! Я не верила в это раньше. Думала, это всего лишь слова. Доноры такие сердитые парни, что немедленно приходят в ярость, если кто-то из нас пытается познакомиться с ними под этим предлогом. Но я любознательна. Который из них?

Ей сказали.

— О, нет! Из всего выводка — только не он. Вы не разыгрываете? Мой новый родственник именно он? Хотя никогда раньше я не чувствовала себя настолько прекрасно. Никогда не работалось так легко.

Работа, которую поручили Джорджу Гневни, была технического характера. При обычном ходе вещей это было бы глупое назначение, ибо способностей к технике у Джорджа было меньше, чем у любого другого на этом свете. Джордж имел крайне ограниченные способности к чему угодно вообще — пока не открыли один его специфический талант.

Джордж Гневни был уродлив и неприветлив, и жил в нищете. Много было сказано о компенсации физического уродства — в основном то же самое, что и о нищете. Часто утверждалось, что эти два фактора способны образовать сплав за фасадом подонка, что подлинная личность может развиться и блистать наперекор превратностям судьбы.

Ложь! Эти факторы очень редко облагораживают человека. С простыми людьми этого не случается вообще. Уродливость, никчемность и одновременно нищета порождают в конечном итоге яростный протест против всего мира.

В этом и заключалась идея.

Гневни выделили скромное жилье и специальные продовольственные карточки. По ним он не мог получить то, что хотел, а только то, что числилось в его персональном списке, который злонамеренно охватывал все, что было ему противопоказано. В результате его мучили постоянные желудочные боли и бурление в животе. У него и так был скверный характер, а навязанный образ жизни лишь подпитывал и усугублял его.

Голос Гневни был груб и резок, хотя настоящие его качества проявлялись только в мощном реве, когда гнев Джорджа достигал точки кипения. Ему было отказано в привилегии жениться, хотя никакой женщины не светило ему в любом случае. Зато ему был разрешен низкосортный виски «Тпру, Джонни!» в объеме, достаточном чтобы поддерживать в Джордже раздражительность и недоброжелательность, но недостаточном, чтобы утешить его.