- Этого мы не знаем, да, наверное, никогда уже и не узнаем, ибо письмо сгорело вместе с ним, - промолвил Кадфаэль. - Но нынче страна разделена на два враждующих лагеря, и в каждом стане могут найтись люди, готовые переметнуться к противнику в надежде, что их предательство поможет им возвыситься или погубить соперников. Но какое бы зло ни замышлялось, ныне оно уже не принесет плодов.
- Я опасался, что все кончится гораздо хуже, - сказал Радульфус, облегченно вздохнув. - Слава Богу, гости аббатства не пострадали, ну а теперь опасность миновала. - Он помолчал, размышляя. - Этот молодой человек, так много сделавший для нас и для девушки, - ты, кажется, говорил, что он сын провоста?
- Да, отец аббат. И я, с твоего дозволения, хотел бы пойти к нему домой подлечить ожоги и его, и мистрисс Вернольд. Хоть они и не слишком тяжелые, лучше заняться этим не откладывая.
- Вот и займись, с Божьим благословением. Это кстати - заодно ты сможешь передать кое-что провосту. Скажи мастеру Корвизеру, что я, со всем подобающим почтением, прошу его удостоить меня своим посещением завтра поутру, ближе к концу капитула. Я должен обсудить с ним одно дело.
Мистрисс Корвизер рвала и метала, да и как же иначе. Ее непутевого сынка только что выпустили из темницы, а он тут же запропастился невесть куда. Уж полночь минула, а о нем ни слуху ни духу. Не меньше дюжины раз она божилась, что умывает руки и больше даже думать не станет об этом бездельнике, - пусть делает что хочет и идет куда хочет, хоть прямиком к вечной погибели. Однако муж никак не мог уговорить ее улечься в постель. Стоило ей заслышать что-то похожее на звук шагов, как она тут же летела к дверям с бранью на устах и с надеждой в сердце.
И он наконец появился - пропахший дымом, в разорванной рубахе, с опаленными волосами, бережно поддерживая незнакомую большеглазую девушку. Следом за ним шел монах из обители Святых Петра и Павла. Юноша выглядел таким повзрослевшим, что это заставляло забыть о его драной одежде и перепачканном лице.
Вместо того чтобы поносить сына или осыпать его ласками, матушка Корвизер взяла обоих за руки, провела в дом, усадила за стол и принялась хлопотать по хозяйству, чтобы накормить и напоить их, изредка подбадривая сына и его гостью заботливыми словами.
Филипа мать ни о чем не расспрашивала, хотя не приходилось сомневаться, что завтра она вытянет из него всю историю. Пока же брат Кадфаэль вкратце поведал ей самое основное, одновременно очищая, смазывая и перевязывая ожоги, сильные на руке Эммы и послабее на руке и на лбу Филипа. Он решил, что сейчас особо распинаться о геройстве юноши не стоит. Пусть его матушка в свое время услышит об этом от Эммы, так оно, пожалуй, будет лучше.
Эмма почти ничего не говорила, пребывая в блаженном изнеможении, но почти ни на миг не отводила глаз от Филипа. Когда же ей все-таки случалось посмотреть в сторону, взору девушки представало солидное, без вычурности убранство, обычное для жилищ зажиточных горожан. К такой обстановке она привыкла с детства и чувствовала себя так, будто вернулась домой. Она радостно улыбалась, и ее улыбка говорила сама за себя, а все матушки мастерицы примечать такие взгляды и толковать их значение. Эмма полностью очаровала госпожу Корвизер. Заботливо кудахтая, словно наседка над выводком, та расстелила постель, уложила Эмму и напоила ее приготовленным Кадфаэлем маковым отваром, чтобы девушка позабыла о боли и поскорее уснула.
- Прелестное дитя, отроду не встречала милее, - сказала хозяйка Кадфаэлю, вернувшись из спальни. Она бросила любящий взгляд на сына и увидела, что он заснул прямо на стуле. - Надо же, - вздохнула она, Филип-то каков, а я о нем Бог весть что думала. А ведь, кажется, кому как не матери знать цену своему сыну.
- Он и сам-то совсем недавно узнал себе настоящую цену, - промолвил Кадфаэль, укладывая свою суму, - но теперь знает себя куда лучше, чем пару дней назад. Я оставлю эти бальзамы и мази, ты ведь знаешь, как ими пользоваться. Завтра я приду взгляну, как заживают раны, но попозже, а сейчас ухожу, потому как более чем уверен, что мне давно пора в постель. Сильно сомневаюсь, что завтра я услышу колокол к заутрене.
Встретив во дворе самого Джеффри Корвизера, ставившего в стойло лошадь, на которой его сын приехал из Стэнтон Коббольда, Кадфаэль передал ему приглашение аббата. Провост выслушал его и недоверчиво поднял брови.
- Хотел бы я знать, чего он от меня хочет. Помнится, в прошлый раз, явившись на капитул со всем почтением, я встретил весьма холодный прием.
Читать дальше