Эллис Питерс - Проклятье фараона

Конец заслуженного выговора повис в воздухе. Эмерсон послушно схватил сюртук, распахнул дверцы платяного шкафа... Мимолетная вспышка, глухой удар; Эмерсон отпрыгнул, неестественно вывернув локоть. На рукаве расплывалось темное пятно. Густо-малиновые капли падали на ковер, обагряя и рукоять кинжала, вонзившегося в пол между ботинок моего мужа. Сверкающее лезвие подрагивало.

II

Эмерсон зажал ладонью рапу на предплечье. Еще несколько капель просочилось сквозь пальцы, и кровотечение прекратилось. Странная тяжесть сдавила мне грудь. Только теперь сообразив, что это воздух рвется наружу, я наконец выдохнула.

- Да ладно! - Нужно же было успокоить мужа. - Рубашку-то все равно пришлось бы выбросить. Только умоляю - отставь руку подальше, чтобы не испортить брюки. Они еще совсем новые.

В любой ситуации сохранять спокойствие - мое кредо. Как видите, я от него не отступила. Но мои следующие действия, боюсь, все же отличались некоторой поспешностью. Я перелетела комнату, на ходу сдернув с умывальника полотенце. Дорожный набор лекарств и всяческих медицинских принадлежностей всегда со мной. Через пять минут рана - к счастью, она оказалась неглубокой - была промыта и перевязана. О том, чтобы послать за доктором, я даже не заикнулась. Мы с Эмерсоном поняли друг друга без слов. Новость о нападении на главу экспедиции моментально разнеслась бы по округе, и последствия... О последствиях лучше даже и не думать. Они были бы катастрофическими.

Покончив с перевязкой, я откинулась на спинку дивана и, боюсь, не сдержала вздоха. В синих глазах Эмерсона мелькнула тревога. Потом его губы насмешливо изогнулись:

- Что-то ты у меня бледненькая, Пибоди. Уж не сплин ли заел? Надеюсь, до женских истерик дело не дойдет?

- Не вижу ничего смешного, - огрызнулась я.

- Удивляюсь я тебе, дорогая Пибоди. Меня лично больше всего поражает беспросветная тупость этого шутника. Кинжал, судя по всему, пристроили на верхней полке шкафа - а та, наверное, шатается. Я слегка переусердствовал, когда открывал дверцы, вот кинжал и полетел вперед, вместо того чтобы просто упасть на пол. Чистой воды случайность. Да и кто мог знать, что открывать шкаф буду именно... - Тут его глаза расширились. Насмешка уступила место ярости. - Бог мой! Пибоди, а что, если бы шкаф открыла ты?!

- Кинжал упал бы на пол и никого не задел. Ты ведь такую картину нарисовал? И пожалуйста, без мужских истерик, Эмерсон. Кто бы ни стоял за этим фокусом, он собирался нас попугать. Не более того.

- Или же устроить очередной акт представления под названием "Проклятие фараона". Вот это ближе к истине. Тем, кто нас знает, и в голову не пришло бы пускать в ход детские страшилки. И еще одно... Эта история непременно должна была стать достоянием общественности. Иначе усилия шутника пошли бы прахом.

Наши взгляды встретились. Я кивнула.

- Ты сразу подумал о мистере О'Коннелле, верно? По-твоему, ради сенсации он пошел бы и на такое?

- Эти... м-м-м... ни перед чем не остановятся, - с мрачной убежденностью заявил Эмерсон.

И он имел право на подобное заявление. В былые времена Эмерсон то и дело фигурировал в скандальных историях на страницах чуть ли не всех бульварных газет. Один из журналистов, разоткровенничавшись, как-то признался мне: "Грех упускать такую колоритную личность, миссис Эмерсон! У профессора же ни дня без дебоша!"

Кое в чем этот газетчик был прав... Недавний спектакль в вестибюле тому подтверждение - колоритная личность проявила себя во всей красе. Прелестный скандальчик "Дейли йелл" был обеспечен. У меня перед глазами уже прыгали буквы громадных заголовков: "Известный археолог напал на нашего корреспондента!"; "Неистовый Эмерсон по-своему отвечает на вопрос о его близости с очаровательной вдовой!"

Стоит ли удивляться довольной ухмылке мистера О'Коннелла, которого спустили с лестницы? Подумаешь, парочка синяков! Невелика цена за статью месяца. Только теперь я припомнила фамилию нахального ирландца. Мистер О'Коннелл был первым, кто пустил гулять слух о проклятии фараона. Уж не он ли его и состряпал?

Этот тип запросто мог залезть в комнату - замки тут плевые, а прислуга падка на мелкие... скажем так, подношения. Вопрос был в другом: на что рассчитывал газетный проныра? Надеялся ли он всего лишь на моральную травму или все-таки физическую, пусть даже и пустяковую? В последнее мне верилось с трудом. Хоть газетчик и наглец, но жестокости на его веснушчатой физиономии не было и следа. Можете поверить моему безукоризненному знанию человеческой природы.