Эллис Питерс: Ученик еретика (Хроники брата Кадфаэля - 16)

- Мне пора идти, - сказал Хью, лениво потягиваясь: на пригреве его разморило. - Клириков я сегодня достаточно навидался. Кадфаэль! А ты так и не принял сан? Это спасло бы тебя от преследования светских властей, доведись им прослышать о твоих проделках. Пусть уж лучше аббат тебя судит, а не я.

- Придержи-ка лучше язык! - посоветовал Кадфаэль, неспешно поднимаясь с места. - В девяти из десяти случаев ты замешан вместе со мной. Забыл, как прятал лошадей от королевской облавы, когда...

Хью со смехом обнял друга за плечи.

- О, если ты начнешь вспоминать, я готов с тобой посоперничать. К чему прошлое ворошить? Мы с тобой всегда отличались благоразумием. Пойдем, проводи меня до ворот. Скоро начнется вечерняя служба.

Приятели не торопясь проследовали по дорожке, посыпанной гравием, вдоль изгороди и вышли в цветник, где росли розы. Брат Винфрид уже возвращался с горохового поля. Он быстро шагал с лопатой на плече.

- Приходи взглянуть на крестника, - сказал Хью, когда они обогнули изгородь и с большого монастырского двора стал слышен похожий на деловитое гудение пчел в улье говор толпы. - Едва мы подъехали к городу, Жиль спросил о тебе.

- Приду, приду... Я скучаю без него, и все же лучше малышу провести лето на воздухе, чем сидеть здесь взаперти. Что Элин?

Кадфаэль расспрашивал спокойно, зная: Хью сразу же сказал бы ему, случись что неладное.

- Цветет, как роза. Приходи, увидишь сам. Элин тоже соскучилась по тебе.

Обойдя странноприимный дом, приятели вышли на монастырский двор, оживлением не уступающий сегодня городской площади. Конюх вел лошадь в конюшню, брат Дэнис встречал покрытого дорожной пылью паломника, помогавшие ему послушники сновали туда и сюда, разнося свечи и кувшины с водой. Гости, уже размещенные, наблюдали, как паломники вливаются рекой в ворота, приветствовали друзей, вспоминали старые знакомства и заводили новые. Дети, живущие при монастыре - и служки, и воспитанники, - сбившись кучками, смотрели во все глаза, взвизгивали, подпрыгивали, как мячики, или возбужденно шныряли у приезжих под ногами, будто псы на ярмарке. Брат Жером торопливыми шагами шел от странноприимного дома к лазарету: в обычное время мальчики притихли бы при виде наставника, но в веселой суматохе на них никто не обращал особого внимания.

- К началу праздника негде будет яблоку упасть, - сказал Хью, с не меньшим, чем дети, удовольствием любуясь пестротой двора.

Вдруг в потоке людей, входящих в ворота, будто рябь пробежала. Привратник отошел к дверям сторожки, а народ расступился, словно давая дорогу всаднику, хотя не было слышно звонкого цокота копыт по булыжнику под аркой. И вот появились те, пред кем раздалась толпа. Один из них - крупный седой виллан - тянул за собой длинную скрипучую тележку. Следом двигался высокий, пропылившийся от долгого пути юноша. Он с усилием толкал перед собой ту же тележку: груз, как видно, был тяжелый. Продолговатых очертаний ящик был накрыт серым холстом, сверху него был брошен узел с пожитками юноши, и все же легко было угадать, что под материей находится гроб. Тачка ехала, поскрипывая, по смолкшему людскому коридору и наконец поравнялась с Хью и Кадфаэлем. Дети навострили уши: любопытство пересиливало страх, и мальчишкам не терпелось все поскорее узнать.

- Уверен, - тихо сказал Кадфаэль, - что по крайней мере одного из прибывших не потребуется устраивать на ночлег.

Юноша, морщась, как от боли, распрямился и огляделся, ища, к кому бы обратиться. Невозмутимо обойдя гроб, к нему приблизился привратник. Привыкший ко всему монах не дрогнул при появлении призрака смерти - этого мрачного напоминания о бренности земного в разгар всеобщего празднества. Переговаривались юноша с привратником так тихо, что ни слова никто не мог разобрать, но ясно было, что юноша просит крова - и для себя, и для своего мертвого спутника. Держался он учтиво, с должной почтительностью, но вполне доверчиво. Юноша обернулся и показал рукой на церковь. Лет ему было двадцать шесть - двадцать семь, одежда выгорела на солнце и была покрыта дорожной пылью. Он был выше среднего роста, худой, мускулистый, широкоплечий; нос его выдавался вперед тонкой, прямой переносицей.

Горделивое лицо юноши казалось утомленным и озабоченным, но Кадфаэль, однако, наблюдая за странником, подумал, что основные черты его характера это искренность, доверчивость и доброта и что не случайно его широкие губы охотно отвечают улыбкой на дружеский привет.

- Прихожанин из Форгейта? - предположил Хью, с интересом глядя на юношу. - Нет, похоже, он пришел издалека.