Андрей Плеханов: Особо опасная особь

Деньги нужны ему для другого — гораздо большего. И это не подлежит обсуждению.

Этические дискуссии способны загнать в гроб любое, самое лучшее начинание.

Бассейн располагался в центре большой искусственной пещеры. Сталактиты, свисающие с потолка, подсвеченные изящно и мягко. Известковые натеки на стенах, сверкающие вкраплениями драгоценных камней. Чистая вода, с тихим журчанием стекающая в центральный резервуар. Конечно, профессиональный дизайнер скривился бы при виде такого, сказал бы свое “фи”, но здесь, на астероиде, не было места эстетскому снобизму архитекторов. Все сделано так, как захотел хозяин.

Виктор вспомнил, как сам рисовал проект этого зала, как связывался с Тутмесом, объяснял, что и где нужно установить. Удивленные, недоумевающие глаза слуги: “Хозяин, простите… Это будет стоить слишком дорого. Зачем двадцатиметровая высота? К чему эти сосульки с подсветкой? Это нефункционально, бессмысленно…”

Смешно. Глупо. Вот он, Виктор Дельгадо, сидит в шезлонге у своего бассейна, в самом центре своего астероида, смотрит, как переливается перламутром вода, как идет к нему девушка — улыбающаяся, тонкая, изумительная в своей наготе, капли блестят на ее коже. Тихо играет скрипка. Кто может сказать, что в этом не заключен глубочайший смысл?

Виктор привстал с шезлонга, наклонился над столиком, налил в бокал свежий, ярко-оранжевый сок. Снова откинулся на спинку, пригубил напиток, любуясь тем, как Лина втирает в кожу крем.

— Здесь на самом деле можно загореть? — спросила она. — Тутмес сказал, что можно.

— Не сегодня, — сказал Виктор. — Я отключил источники ультрафиолета.

— Почему? Я хочу сейчас.

— Адаптационный период. Сейчас загар вреден. Нужно подождать несколько дней.

Ультрафиолетовое излучение может повредить нежные клетки девочки, а это нежелательно. Ее клетки важнее всего. Важнее милого личика, важнее острых грудок и упругой попки. Девочка представления не имеет, какие сокровища таит ее тело.

Лина накинула халат, провела пальчиком по краю хрустального кувшина с соком. Ее тонкие брови недовольно сдвинулись.

— Только сок? А можно вина?

— Нет, милая. Нет.

— Ну хоть чуть-чуть, пожалуйста! — Лина сверкнула глазами, лукаво прикусила нижнюю губку белыми зубами. — Вот столечко. Я же не прошу у тебя чего-нибудь крепкого, виски или бренди. Всего лишь легкого вина. И тогда будет совсем хорошо.

— Нет, Лина. Потерпи.

— Когда будет можно?

— Через три дня.

— Ужас! — Лина плюхнулась в соседнее кресло, подобрав полы халата, по-ребячьи взбрыкнула длинными ногами. — Не доживу. Мне скучно, Вик.

— Уже скучно? — Виктор улыбнулся, покачал головой. — Скучно без вина и загара? Можно подумать, что на Земле ты только и делала, что лежала в солярии и пила вино.

— Ну… Там хотя бы другие люди были. Компания. Было с кем пообщаться.

— А со мной общаться не хочешь?

— Пообщаться? — Лина быстрым движением скинула халат, скачком преодолела расстояние до Виктора и оседлала его сверху. Шезлонг под Виктором жалобно заскрипел. — Давай пообщаемся, Вик. Давай, прямо сейчас…

— Три дня, — просипел Виктор. Голова его кружилась. — Пойми, я не хочу, чтобы ты заболела. Не будь глупой девочкой, ты сама знаешь, что пока нельзя…

Лина впилась в его губы поцелуем, перекрыв дыхание. Оторвалась через полминуты, откинула голову, тряхнула чистыми белыми волосами и произнесла, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Мерзкий. Скучный. Старикашка.

— Лина, тебя никто не заставлял. Ты сама рвалась сюда.

— Враки, враки. Ты обманул меня. Сказал, что здесь будет все, чего я захочу. А теперь говоришь, что все запрещено. Может, мне поговорить с Тутмесом? Думаю, он не откажется удовлетворить мое маленькое желание.

— Хочешь убить Тутмеса? — холодно спросил Виктор. — Не думал, что ты настолько жестока.

— Как — убить?

— Если Тутмес прикоснется к тебе хоть пальцем, я пристрелю его на месте.

— Пристрелишь? Глупости! Ты не можешь такого сделать. Это же убийство!

Лина зло фыркнула, вскочила на ноги. Виктор сел, с облегчением опустил на пол затекшие ступни. Сосуды шалят. Все-таки шестьдесят с гаком лет — не шутка, как ни маскируй их моложавым телом и гладким лицом.

— Тутмес — не человек, — сказал он. — Это вещь. Моя вещь. Я могу сделать с ним что угодно.

— Тутмес не может быть вещью. Он человек.

— Он слуга.

— А что, слуга — не человек?

— Тутмес не просто слуга. Он серв. Он носит в генах присадку.