Андрей Плеханов - Особо опасная особь

Отправишь его на Землю ?

Да .

— Не ври. Ты убьешь его.

— Не убью.

— Враки, враки. Не убивай Тутмеса, Вик. Пожалуйста! Он хороший.

— Дерьмо он хитрозадое, вот оно что, — сказал Виктор Дельгадо. — Не уповай на него как на защитника, Лина. В этом мире есть только один твой настоящий защитник. И это — я.

Непосредственно перед употреблением (лат.).

— Восемьдесят километров! — крикнул Тутмес. — Восемьдесят пять! Девяносто!

— Хватит! — гаркнул Виктор в микрофон. — Тормози, Лина. Тормози аккуратно!

Лина сбавила темп слишком резко. Беговая дорожка не успела среагировать, замедлить ход — черная лента протащила девушку назад со скоростью несущегося автомобиля, выкинула в воздух, ударила спиной о приборный щиток. Лина перелетела через станину, взмахнула руками — неловко, как сломанный манекен, — врезалась в стену и рухнула на пол.

— Черт! — завопил Тутмес и галопом бросился к Лине.

Виктор медленно поднялся из кресла, не спеша пошел к Лине и Тутмесу. Что за бестолочь девчонка — третий забег, и каждый раз летает кувырком. Никак не поймет, что на скорости девяносто в час нельзя тормозить так резко. Снова будет отлеживаться целый день. Сутки, считай, потеряны. Нарочно, что ли, она это делает? Знает, маленькая поганка, что ничего ей за это не будет, что все ушибы за несколько часов исчезнут, порезы затянутся. Виктор рассчитал все правильно — сперва присадил ей кластер регенерации от Мельничника дивного — редкостно уродливой жабообразной стансовской твари, и только потом начал эксперименты с переключением скоростей.

Уже очухалась, открыла глаза. Тутмес усадил ее на полу, поддерживает нежно за плечи, шепчет что-то на ухо. Наверное, о том, какой негодяй хозяин Виктор, какой он злой и бесчеловечный. Все влюбленные — идиоты, а влюбленный серв — в особенности.

— Лина, как ты? — сухой, бесчувственный вопрос.

— Больно. Я сломала палец.

Показывает указательный палец. Палец действительно сломан — кость всмятку, без рентгена видно. Ну что за дрянь! Это уже не сутки, это дня три задержки.

Виктор сжал кулаки, закрыл глаза, глубоко вдохнул, давя в себе желание наброситься на обоих, избить их до полусмерти. Нет, так нельзя. Спокойнее, Виктор, спокойнее. Береги нервы.

Как хорошо было на Земле. Два раза в неделю — спарринг на ринге. Время от времени Виктор получал оглушительные оплеухи, крюки в дыхалку, пару раз даже доходило до сотрясения мозга, но обычно он подбирал правильных спарринг-партнеров — тех, кого мог избить без труда. И делал из них отбивную. Стресс это снимало отменно.

Виктор вспомнил свой последний бой — длинного тощего пуэрториканца, отправленного в нокаут на шестнадцатой минуте. Виктор сломал ему нос. Латинос валялся на ринге, обливался кровью, сучил ногами и не мог встать. А Виктор не спешил ему помочь…

Виктор открыл глаза, тряхнул головой. Ему стало намного легче.

— Займись ею, Тутмес, — сказал он. — Приведи ее в порядок. И учти — даю один день, не больше. Чтоб через сутки она была здорова. И никаких обезболивающих. Понял?

— Да, хозяин, конечно.

Тутмес глядел на дисплей и удрученно качал головой. Многооскольчатый винтовой перелом третьей фаланги. За день такое, конечно, не срастется. Трое суток как минимум. Плюс трещина на малоберцовой, две трещины в ребрах и ушиб правой почки. И значит, завтра он, Тутмес, будет просить хозяина не мучить девочку, подождать еще хоть денек, и неминуемо получит взбучку — можно не сомневаться, что хозяин поставит ему пару свежих синяков. Тутмес дотронулся до разбитой, незаживающей губы. Боксер проклятый… В честном кулачном бою Тутмес уложил бы Виктора за пару минут, но статус раба не давал ему возможности сопротивляться.

Что ж, Тутмес знал, на что шел, когда подписывал контракт. А вот девочка Лина влипла ни за что ни про что. И другие, те, что последуют за ней, тоже влипнут — как мухи, приклеившиеся к листьям хищного растения. Возможно, все это не впустую и проект Виктора Дельгадо когда-нибудь увенчается успехом. Возможно… У Тутмеса были веские основания сомневаться в этом.

Он подошел к Лине. Она сидела на кушетке, прижав больную руку к груди, нянчила ее как куклу.

— Ручка, ручка, не боли, — услышал он ее шепот. — Ручка, ручка, проходи. Ручка, ручка, не боли…

Тутмес тяжело вздохнул. Бедная, бедная девочка.

— Госпожа Лина, зачем вы это делаете? Зачем ломаете свои косточки? Нет смысла, госпожа. Это не принесет вам ничего, кроме вреда.