Роберт Уилсон - Ось

— Двали думает, что его убили из-за того, что он отказался давать показания…

— Что он их давать не собирался — безусловно. Но — судя по тому, что я знаю об их методах допроса, — это не так-то легко. Понимаю, как вам больно это слышать, Лиза. Мне очень жаль, но такова правда. Роберт рассказал мне про Двали, потому что был убежден, что его надо остановить. Он поверил, что я смогу сделать это, не причинив вреда ни самому Двали, ни другим Четвертым. Если он потом и раскололся в УГБ, то только потому, что его дожали. Но, Лиза, это уже не имело серьезного значения. Двали не нашли на западном побережье. Его никогда там не было. Генетическая Безопасность потеряла его из виду, а когда я узнала, где он на самом деле прячется, было уже слишком поздно. Двенадцать лет прошло. Айзека ведь не затолкаешь обратно в чрево.

— Понимаю.

Тлеющие угли чуть слышно потрескивали в тишине.

— Лиза, — сказала Сьюлин Муа, — я потеряла родите лей, когда была совсем маленькой. Наверное, Диана вам об этом рассказывала. Я потеряла родителей, хуже того я потеряла память о них. Словно их и не было никогда.

— Сочувствую.

— Я не прошу о сочувствии и хочу вам сказать о другом. В определенном возрасте я поставила себе целью как можно больше узнать о них. Что они были за люди. Как получилось, что они поселились у реки, которая каждый год все заливает. К каким предупреждениям они прислушивались, к каким нет. Мне хотелось понять, что я должна чувствовать по отношению к ним: любить их, за то, что они пытались меня спасти, или ненавидеть, за то, что у них ничего не вышло? Я узнала многое, не имеющее существенного отношения к делу. В том числе кучу малоприятных подробностей, касающихся их личной жизни. Но единственной по-настоящему важной вещью, которую я узнала, было то, что они не виноваты. Слабое утешение — да. Но других у меня и не было. В каком-то смысле мне этого оказалось достаточно. Лиза… ваш отец, не виноват.

— Спасибо, — хрипло ответила Лиза.

— А теперь нам надо попробовать поспать… Скоро уже утро.

Лизе спалось крепче, чем все последние дни. Даже не смотря на то, что засыпать пришлось в спальнике на кочках в незнакомом лесу. Но уже вскоре ее разбудили.

Над ней стоял Турк и теребил ее за плечо.

— Еще ночь, — пробормотала она, едва соображая.

— Лиза, скорее, — говорил Турк. — Собирайся.

— В чем дело?

— В Порту опять пепел. Говорят, все куда хуже, чем в прошлый раз. Скоро он будет и тут. Нам надо спрятаться.

Айзек проснулся, когда они были уже в пути, и увидел клубящиеся за спиной облака. Светящиеся крупитчатые облака — совсем как те, тридцать четвертого августа. Но сейчас все это тонуло для него в остром, охватившем все его существо страдании. Это была не боль в прямом смысле слова, но что-то очень похожее. Сверхчувствительность, от которой становились нестерпимыми свет и шум, — словно мир, как оголенная бритва, рассекал его мозг.

Айзек понимал, чем он отличается от остальных. Знал, что его сотворили в надежде установить контакт с гипотетиками и что взрослые, среди которых он жил, были разочарованы результатами эксперимента. Знал он и другое. Что космическая пустота не пуста, она наполнена призрачными частицами, живущими слишком короткое время, чтобы они могли взаимодействовать с материальным миром. Тем не менее гипотетики умели использовать эти эфемерные частицы для передачи и получения информации, и та часть Айзека, что была внедрена в него при помощи марсианской биотехнологии, перестроила его нервную систему для приема их сигналов. Сигналы эти никогда не складывались ни в какие осмысленные сообщения. Просто возникало ощущение какого-то беспокойного и невыразимого зова издалека. Или, как сейчас, почти что боли. Эта боль была вызвана приближающимся облаком пыли и пепла. Незримая смута всколыхнула невидимый мир. Ум и тело Айзека содрогались в такт его биениям.

Он сознавал и все прочее. Что его перенесли в машину и усадили на заднее сиденье, что кто-то пристегнул его ремнями к креслу. Он слышал голоса и споры прежних и новых своих друзей. Они боялись за него. Боялись за себя. Он слышал, как доктор Двали отдавал приказания, как захлопнулись дверцы, как взревел мотор. Он был рад, что с ним сидит и гладит его по голове миссис Рэбка, а не доктор Двали. В нем разгоралась неприязнь к доктору Двали. Почти ненависть, которую он сам не мог объяснить.

Миссис Рэбка не была врачом. Но, как и остальные Четвертые, она разбиралась в медицине и владела навыками. Лиза наблюдала за тем, как она набирает успокоительное в какой-то старинный шприц и делает мальчику укол. Айзек задышал глубже, и его стоны понемногу перешли во вздохи.