Александр Плонский - Помни нас, время !

Мы уже давно отказались от попыток обнаружить следы исчезнувшей марсианской цивилизации. Видимо, ее не существовало. Так думал я после восемнадцатилетнего пребывания на Марсе. Так думал я и в тот памятный день, когда после длительного перерыва у меня возобновились галлюцинации.

...Ровное, словно укатанное катком плато. Мерно покачиваясь, переступает с лапы на лапу марсоход. Безликий и безжизненный ландшафт час, день, неделю... Пыль взмывает и тотчас оседает в разреженной атмосфере...

Я незаметно заснул. Неожиданный скачок марсохода разбудил меня. Никогда не видел прежде столь концентрированно яркой природы - за бортом расстилалось необозримое цветущее поле. Головки цветов, словно антенны локаторов, поворачивались нам вслед. Небо было насыщенно-василькового цвета. Солнце приблизилось, стало больше земного. В воздухе - я готов был поклясться, что это воздух, а не осточертевший углекислый газ, проносились птицы. Не силен в орнитологии, но думаю, что подобных нет на Земле. Мне, например, не попадались ласточки с двумя парами крыльев - одни находились все время в движении, другие, более широкие и длинные, напоминали несущие плоскости самолета.

Я вышел из марсохода - якобы размяться - и, нарочно отстав, снял шлем. Вдохнул полной грудью медвяный воздух и ощутил необычный прилив сил.

Стоял и смотрел вслед удалявшемуся марсоходу. Ничего не стоило его догнать - он двигался сравнительно медленно, а на Марсе, при уменьшенной почти вдвое силе тяжести, я мог развить скорость скаковой лошади...

Странное дело: привычный и обжитый марсоход, буднично шлепавший треугольными лапами, вдруг показался мне чудовищным призраком. Я перенес взгляд на собственную руку - она была полупрозрачна, сквозь нее неясно просвечивали сиреневые лезвия травинок, пятна-цветы. Нагнувшись, я заметил, что лапы марсохода не оставляют следов на траве!

Вскоре показался город. Этого я уже не смог выдержать! Паническими прыжками нагнал марсоход. Почувствовав удушье, поспешно проскочил переходной отсек и прокрался в свою каюту. Излишняя предосторожность! Любой из нас мог выйти, никого не предупредив, настолько спокойным местом был Марс. К тому же, у каждого имелся личный информ, так что проблемы связи не существовало.

Оглушенный случившимся, я принял тройную дозу гипнола и рухнул на койку.

Так началась моя марсианская одиссея. Разумеется, я сохранял ее в тайне: мне все равно бы не поверили...

Марсеологи - люди в большинстве замкнутые. Далеко не все выбрали эту профессию по призванию или из жажды приключений (какие приключения могут быть на Марсе!) и даже не в поисках романтики. Многих привела на Марс неудавшаяся личная жизнь. Возможно, поэтому здесь не принято заглядывать в чужую душу. Хорошее обыкновение или нет, не берусь судить. Но меня оно более чем устраивало...

За месяцы нашего утомительного перехода я только и делал, что наблюдал. Другие марсеологи тоже наблюдали: не полагаясь на собственное восприятие, снимали показания приборов, анализировали информацию с помощью рассудочных компьютеров, раскладывали результаты по классификационным "полочкам". Но при том оставались наблюдателями сторонними, поверхностными.

Мои же наблюдения, если я вправе их так назвать, были совсем иными. Ни органы чувств человека, несовершенные по природе, ни наичувствительнейшие приборы не могли бы извлечь из окружающего мира то преисполненное полноты (оцените каламбур!) знание, которое даровалось мне без малейших усилий с моей стороны.

Знание иррациональное, не сопряженное с переживаемой нами сиюминутной действительностью, противоречащее "здравому смыслу". Впрочем, знание ли?

В моей оценке происходящего со мной преобладали скептические акценты. Я говорил себе: "Этого не может быть, потому что так не бывает". И не пытался найти объяснение феномену, в эпицентре которого оказался. Более того, отвергал сам феномен. Нет его! Есть банальное умопомрачение, и только...

Не хотелось признать себя сумасшедшим, но, будучи ученым, я не исключал этого.

Между тем, словно специально для меня, был сделан (кем?!) исторический разрез - от зарождения марсианской цивилизации до ее самоуничтожения.

Я наблюдал и марсиан, и реакцию своей личности, совмещал в себе объект эксперимента и самого экспериментатора, вернее, пассивного регистратора, ибо фантастический опыт надо мной осуществлялся не мною.

Происходящее казалось логичным и убедительным. Но что из того: ведь и сумасшедшим присуща логика, хотя и деформированная, поставленная с ног на голову!