Юрий Брайдер - За веру, царя и социалистическое отечество

— По нужде у нас во двор ходят, — сказал Богданов. — Я вас, пожалуй, провожу. Осточертело в четырех стенах сидеть. Хоть свежим воздухом подышим.

— И то верно, — согласился Рид.

Шишка на голове уже перестала беспокоить его, прежняя тоска бесследно рассеялась, а во всем существе, не исключая и душу, ощущался какой-то подъем, свойственный скорее восторженной юности, чем скептической зрелости. Это была еще не эйфория, но что-то весьма похожее.

Пока Богданов запирал дверь лаборатории на амбарный замок, планы Джона Рида несколько изменились, и он, как истый поборник пролетариата, справил нужду прямо в подъезде.

Хотя снаружи уже смеркалось, но перспектива улицы виделась необычайно четко, вплоть до мельчайших деталей, прежде как бы ускользавших от взора. То же самое, наверное, испытывал и Богданов, по лицу которого, весьма усугубляя его природную асимметричность, гуляла блаженная улыбочка.

Они попытались обменяться новыми впечатлениями, но сразу убедились, что почти не понимают друг друга. Впрочем, это ничуть не обескуражило смелых экспериментаторов, как не обескуражило бы их сейчас и любое другое, гораздо более значимое событие, например появление на Невском проспекте огнедышащего дракона.

Да особой нужды в цветистых фраза с и не ощущалось — для общения вполне достаточно было мимики, жестов, односложных слов.

Таким манером они прошли всю улицу, радостно улыбаясь каждому встречному и галантно пропуская вперед даже бездомных кошек. Возле церкви, забор которой состоял из врытых в землю пушечных стволов, соединенных между собой якорными цепями, спутники щедро одарили нищих, истратив на это богоугодное дело большую часть своей наличности. Недовольным остался только увечный солдатик, принявший пятифунтовый билет британского королевского казначейства за шоколадную обертку.

Затем их внимание привлекли громкая музыка и зазывные крики, доносившиеся со стороны парка, где среди заброшенных цветочных клумб и неухоженных шпалер громоздился цирк-шапито, похожий на огромную, изрядно поношенную тюбетейку.

Весь этот шум производили несколько разряженных и размалеванных скоморохов. Бряцая медными тарелками и гудя в рожки, они наперебой вопили козлиными и петушиными голосами:

— Спешите видеть! Последний день чемпионата мира по французской борьбе! Сегодня на арене только чемпионы своих стран! Незабываемое и душераздирающее зрелище! Беременных женщин и слабонервных просим воздержаться! Для солдат и гимназистов скидка! К нам! К нам! К нам!

— Зовут. — сообщил Богданов.

— Зовут, — согласился Джон Рид.

— Пойдем?

— Пойдем, раз зовут.

Пребывая все в том же безмятежном расположении духа, они сунулись было в двери цирка, откуда пахло конским потом и опилками, но строгие привратники в раззолоченных ливреях завернули их в кассу. Вторая попытка оказалась более удачной, и, проникнув под своды брезентового шатра, Богданов и Рид уселись в первом ряду, рядом с барьером, на который было очень удобно класть натруженные долгой ходьбой ноги. Несмотря на назойливую рекламу, зрители заполняли цирк едва ли наполовину.

В проходах сновали мальчишки, разносившие квас, пирожки с ливером, семечки в кульках и штучные папиросы «Тройка» по пятаку за дюжину. Наши приятели в этом товаре совершенно не нуждались, однако малолетним торговцам отказать не посмели. Богданов занялся семечками, сплевывая шелуху под кресло, а Джон Рид принялся жевать пирожок, к которому прежде побрезговал бы даже прикоснуться.

Грянула музыка, куда более приятная для слуха, чем какофония, производимая скоморохами снаружи. Снискав жидкие аплодисменты зрителей, на арену вышел представительный господин, одетый и загримированный под главного героя оперы «Жизнь за царя» — Ивана Сусанина (недавно оперу в соответствии с веяниями времени переименовали, и стало полнейшей загадкой, чего ради вздорный старик водит голодных поляков по костромским лесам).

Голосом, который был слышен не только в любом закоулке цирка, но, наверное, и на паперти соседней церкви, господин объявил «парад-алле».

Из— за кулис под звуки марша цепочкой потянулись борцы с хмурыми и сосредоточенными лицами людей, которым предстоит долгий и утомительный трудовой день. Изредка улыбались лишь те, кто видел среди зрителей свою зазнобу.

Двойник Ивана Сусанина, носивший громкое звание главного арбитра мирового чемпионата, называл каждого очередного борца по имени, перечислял все его спортивные титулы, среди которых имелись и весьма экзотические вроде: «Самый сильный человек города Стамбула и окрестностей», а кроме того, расхваливал физические достоинства претендентов, как действительные, так и мнимые.