Владимир Покровский - Метаморфоза

Легкий стук о дорожное покрытие, музыкальный скрип - сзади села машина.

- Он! Ну наконец-то!

Я нехотя оборачиваюсь, мне трудно заставить себя оторвать взгляд от места, где убили моего друга Коперника, теперь-то уж я уверен, что Коперник был очень дорогим для меня человеком, самым дорогим после тебя (это так странно, что я выговариваю тебе слова любовных признаний, когда уже бросил тебя, оставил одну, от меня ты такого, наверное, не ожидала). Вижу машину, обыкновенную бесколеску с полупритушенными габаритными огнями... Нет, не совсем обыкновенную. Красные лампочки чередуются с синими. Это значит, что мной заинтересовалась полиция. Что ж, вполне естественно.

Около машины - человек в плаще. Ничего полицейского, кроме невероятно широких плеч. Впрочем, широкие плечи сейчас выращивать модно. Не сходя с места он спрашивает утвердительным тоном:

- Хлодомир Вальграф, если не ошибаюсь?

- Не ошибаетесь, - отвечаю я, одергивая халат.

- Служба городского спокойствия. Гранд-капитан Фей. Эрих Фей.

- Вокруг меня, как видите, никаких беспорядков.

- Мы вас искали, - укоризненно говорит полицейский. - Вы убежали из больницы, и пришлось вас искать.

- Со мной все в порядке, еще раз повто...

- У меня к вам, с вашего разрешения, несколько простеньких вопросов.

- Спрашивайте. Только быстро. У меня нет времени.

Лица полицейского я не вижу, оно в тени, и это раздражает меня. Вижу только блестящий плащ, из-под него выглядывает что-то действительно форменное, но вот плащ! Полицейские не могли такое носить, в служебное время, во всяком случае. Блестящая, в фиолетовую искринку, ткань (она тогда не вызвала воспоминаний о втором выстреле, да и вообще плащ из воспоминаний был совсем не такой), множество карманов, изобилие тканой интеллектрики, множество приспособлений, совершенно нефункциональных, таких, как петельки на бедрах и в подмышках для просовывания, надо думать, больших пальцев, кармашки для цветов. Цветов, правда, не было.

- Вы видели, как убили вашего коллегу Коперника?

- Видел. Мальчишка, жиденький такой, невзрачный, догнал его сзади и петлю на горло накинул. Оплошал что-то Виктор. Ему бы оглянуться тогда. Нет бы ему посмотреть, что сзади творится.

- Смею заверить, это бы ему не очень помогло. Местные ребятишки довели этот способ до совершенства. Наш город, - объявил он с гордостью, - иногда называют родиной душителей.

Хорошенькая слава у вашего города. Что ж это вы, служба городского спокойствия?

Эрих Фей искательно подхихикивает.

- Вы не знаете, у него в Эсперанце были враги?

- Не знаю.

- Знакомые?

- Понятия не имею, - мне не хочется сообщать ему никакой информации. Мне он и сам подозрителен, этот гранд-капитан Фей в его нарядном плаще, опора и символ городского спокойствия.

- Что-нибудь подозрительное случилось за этот день?

- Нет.

- А не упоминал он...

- Чего не упоминал?

- Да я не знаю. Что-нибудь, какие-нибудь аллюзии из прошлых своих космополовских инквизиций?

При слове "космопол" его голос наполняется вдруг самой искренней ненавистью.

- Простите, не понял?

- Да нет, это я так.

Гаденько хихикнув, Эрих Фей умолкает. Он переваривает информацию, он задумчиво трет лицо, все еще покрытое тьмой.

- Еще вопросы? А то у меня времени нет.

- Да, еще пару минут, с вашего позволения. Такой вопрос: как по-вашему, за что его могли убить? Он никому не мог стать поперек дороги?

- Это космополовец? Да у него врагов, что у вас домов!

- Ну да, ну да. Конечно. Только видите ли, в чем дело, - говорит Эрих Фей, блюститель городского спокойствия, и наконец выступает из тени (лицо у него грубое, толстое, состоящее в основном из щек и усов), - убили-то его здесь. Тут много профессионалов. Они уже давно просто так, из любви к искусству, людей не убивают. Вот вы все инспектируете, а мы, с вашего позволения, уже два года как порядок здесь навели... Ну, почти навели. Трудно, сами понимаете. (Голос полицейского приобретает застольно-доверительную окраску.) Туристы, цветастые, метаморфозники, кто только сюда не ездит. Чуть что случись, с кого спрашивать? Только причина убрать вашего друга все-таки должна быть. И веская.

- Не знаю я таких причин, - говорю я сварливо. - У вас все?

- Последний вопрос. Он никого знакомых не встретил в Эсперанце?

- Нет.

- Так-таки уж совсем нет?

- Я сказал - нет.

- Нигде? Ни в магистрате, ни в гостинице, ни на улицах?

Я молчу. Фей вдруг спохватывается, хлопает себя по лбу и, бормоча что-то про свою забывчивость, лезет в один из своих карманов. Он демонстративно достает коробку "Музыкального дыма", заговорщицки подмигивает и протягивает сигареты мне: