Фредерик Пол - Эпоха нерешительности

- Немного приподымись, - посоветовала девушка в голубом. - И ты все увидишь. Смотри вон туда.

Форрестер попытался приподняться на локте и, прежде чем рухнул на спину, зрение выхватило деревья и беспорядочную застройку зданий пастельных тонов.

- Мне не приподняться! Черт, меня чуть не убили. - Он ощутил, что лежит на носилках и что рядом находятся еще одни "обжитые" носилки.

Неожиданный сосед был укрыт простыней. Причем с головой.

- Кто это? - завопил Форрестер.

- Откуда мне знать? Я занимаюсь перевозкой, а не жизнеописаниями. Расслабься, или мне придется уснотворить тебя.

- Тупая стерва, - отчеканил Форрестер. - Я не потерплю подобного обращения. Я требую... Постой! Что ты делаешь?

Девушка обернулась, держа в руках нацеленный на него инджойер:

- Замолчи и лежи спокойно.

- Я предупреждаю тебя. Ты не посмеешь...

Она вздохнула и обрызгала лицо Форрестера чем-то холодным. Он собрал все свои силы, чтобы высказать ей все, что он о ней думал, и в первую очередь - о ее возможной сексуальной жизни, о ее мире, в котором чинился произвол и попрание прав состоятельных людей. Он не смог вымолвить ни слова. Все, что ему удалось выдавить, прозвучало как:

- Арррр. - Он не потерял сознание, но очень ослаб.

Девушка процедила:

- Я вспотела от тебя, зеленый. Ты ведь зеленый новичок? Я определяю на лету. Проснувшись в Дорментории, каждый из вас воображает себя Господом Богом. Пресвятая Богоматерь! Конечно, ты жив. И ты, несомненно, торчишь от собственной удачи. Но почему ты думаешь, что мы должны торчать вместе с тобой?

Все это время аэрокрафт разворачивался и плавно заходил на посадку. Девушка, которую Форрестер первоначально принял было за пилота, не обращала внимание на маневры. Она была сильно рассержена чем-то и в итоге сказала:

- Я свою работу знаю. Моя главная задача - сохранить твою жизнь или труп до тех пор, пока профи тобой не займутся. Я не обязана разговаривать с кем попало. А выслушивать чей-то бред и подавно.

- Ааррр, - повторил Форрестер.

- Ты мне даже не нравишься, - раздраженно уточнила она. - Из-за тебя я пропустила любимую передачу. Спи-ка лучше.

Стоило аппарату коснуться земли, она снова подняла инджойер, и Форрестер мгновенно заснул.

При температуре жидкого гелия все химические и биохимические процессы полностью прекращаются. На данном факте и на одной рациональной надежде базировалась самая крупная и прибыльная индустрия, рожденная на свет в конце двадцатого века.

Под рациональной надеждой подразумевалось, что темп прогресса медицины за годы, последующие после смерти, будет соизмерим с темпом прогресса будущего в целом, и, следовательно, вне зависимости от причин, вызвавших смерть, в будущем появятся способы лечения и восстановления замороженного человека или, по крайней мере, новые знания сведут болезнь до стадии ее незначимости для продолжения нормальной жизнедеятельности (включая метод восстановления повреждений, вызванных низкими температурами).

Абсолютный холод был призван остановить время.

Индустрия называлась "Бессмертие Инк".

Форрестер проснулся в Шогго, огромном городе с восьмивековой историей. Городской тысячеакровый парк, разбитый вдоль берега озера, упирался в холм, вокруг которого простиралась равнина. Холм был искусственным, в его недрах располагался Фриз-центр, обслуживавший данный регион Земли.

Сто пятьдесят миллионов кубических ярдов было вынуто из чрева планеты для сооружения хранилища людей. После завершения строительства большую часть выбранной земли в качестве теплоизоляционного материала засыпали поверх хранилища.

Крайние точки температур между уровнем земли и сердцем замороженного холма отстояли на пятьсот градусов по Фаренгейту (или триста с небольшим по Кельвину) и ограничивали рабочую шкалу Дорментория.

Когда Форрестер осознал, куда доставил его белый аэрокрафт, его мгновенно охватил невыразимый ужас. Он едва начал пробуждаться и ощущал жуткую слабость, как будто инджойер девушки отключил на девяносто процентов контроль за мышцами (что и произошло на самом деле). Увидев над собой светлый равнодушный потолок, услышав стоны и щелчки тысяч пугающих приспособлений, возвращающих людей к жизни, он вновь застыл от ужаса, уверенный, что будет подвергнут повторному замораживанию. Пока им занимались, он лежал, нечленораздельно стеная.

Но его не замораживали.

Его принялись лечить. Кровь смыли с тела. Металлическим предметом обработали синяки и нанесли на них прозрачный вязкий гель, выдавливая его из длинной серебристой трубы, напоминавшей большую губную помаду. Два мерцающих экрана сжали левое бедро, Форрестер догадался, что это рентгеновский аппарат; потом на кожу в области сердца нанесли темный, поблескивающий раствор.