Гарднер Дозуа - Рыцарь теней и призраков

— Не о чем нам говорить.

— Напротив, мистер Цудак, многое следует обсудить. Можно было ожидать, что и речь его будет жужжащей и механической или хотя бы безжизненной, как старые программы с вокодером [3] Cинтезатор речи. , но голос оказался неожиданно чистым и мелодичным, таким же высоким и богатым, как у ирландского тенора.

— Мне неинтересно общаться с вами, — резко бросил Цудак.

Механизм, склонив голову набок, рассматривал собеседника. Потом склонил голову на другой бок, словно с трудом фокусировал на нем взгляд. Подвижный экстензор, разумеется, плата, управляемая каким-то искусственным интеллектом, который все еще находится на околоземной орбите и сейчас взирает на Цудака пустыми агатовыми глазами механизма, манипулируя его корпусом, как куклой. Но так ли это? Среди искусственных интеллектов тоже существовала иерархия, определенные ранги, причем самые высокие поднимались до немыслимых вершин сложности, недосягаемых для человеческого осознания. Цудак сам слышал от бесконечного количества разнообразных существ, созданных искусственными интеллектами, что им даровано индивидуальное сознание и что это сознание, разделенное во времени с их прототипами, искусственными интеллектами, в каком-то смысле тоже крайне сложно и парадоксально для понимания простых людей. Невозможно сказать, насколько правдивы все эти истории.

Кибер поднял странно удлиненную руку и сделал заученный жест, явно повторявший человеческий, хотя было трудно сказать, какой именно. Ободрения? Восклицания? Протеста?

Во всяком случае жест казался нарочито театральным, как у актеров в старых немых фильмах.

— Существуют, — объявил он, — определенные вопросы, разрешить которые выгодно нам обоим, а также действия, которые должны и могут быть предприняты к взаимному удовлетворению и пользе…

— Только не нужно о пользе, — резко перебил Цудак. — Создания, подобные вам, стоили мне многих лет жизни!

Он повернулся и заковылял по ступеням со всей возможной скоростью, почти ожидая, что железная рука сомкнётся на его плече и потянет назад. Но механизм не шевельнулся. Дверь открылась, и Цудак ввалился в дом. Дверь с грохотом захлопнулась, он обессиленно прислонился к ней, чувствуя, как дергается жилка на шее, а сердце бухает в груди.

Глупо. Следовало держать себя в руках и не паниковать из-за подобной чепухи.

Цудак прошел через гостиную, неожиданно остро ощутив противный запах пыли, и оказался на кухне, где попытался заварить свежий кофе. Но руки тряслись, и он непрерывно что-то ронял. Рассыпав вторую ложку кофейного порошка, он сдался: чертовски обидно тратить зря такую дорогую штуку — и вместо этого прислонился к разделочному столу, чувствуя, как высыхает холодный пот, пропитавший одежду. До этой минуты он понятия не имел, что так вспотел. Да что там вспотел: с него просто льет! Черт возьми, еще ничего не кончено, верно? Особенно если в деле замешан механизм.

И тут, словно по сигналу, в дверях появился Джозеф. Сейчас лицо его будто осунулось, напряглось, и хотя из прически не выбилось ни волоска, он каким-то непостижимым образом ухитрился выглядеть взъерошенным и растерянным, словно только сейчас сцепился с кем-то и проиграл.

— Сэр, — сухо начал он, — кто-то влез в мою программу и перехватил контроль над домашними системами. Так или иначе, вам придется принять этих гостей, потому что я все равно должен их впустить.

Цудак едва не вспыхнул от гнева, но тут же взял себя в руки. Он предвидел нечто подобное, но легче от этого не становилось. Он прошел прямо сквозь призрачного камердинера, стоявшего с видом побитой собаки, и направился к гостиной.

К тому времени, как он ворвался в комнату, гости уже успели взломать защитные экраны и оказаться в доме. Непрошеных визитеров оказалось двое. Один, разумеется, механизм, почти задевавший головой потолок. Бедняге пришлось неестественно ссутулиться, отчего он стал еще больше похож на богомола.

Другая… как он и боялся, это была Эллен.

Цудак досадливо поморщился. Он сам не ожидал, что так разозлится, увидев ее снова, особенно здесь, в их старой гостиной, перед камином, где ее фото занимало когда-то почетное место. Явилась — и теперь небрежно опирается о каминную доску! Словно не она предала его! Словно никогда не покидала. Словно вообще ничего не случилось!

И то, что она выглядела точно так же, как в день ухода, ни минутой старше, положения не облегчало. Можно подумать, она шагнула сюда прямо из того ужасного дня сорок лет назад, когда объявила, что возносится, шагнула прямо из того дня, без секундного замедления, как будто пробыла рядом с ним все эти годы.