Николай Басов: Обретение мира

Потом полетели дальше, Ева рулила Ростиком уже откровенно, словно на румпеле стояла или сидела за рычагами антиграва. Но это было к лучшему, он даже слегка выспался, когда она вела его птерозавра.

Поутру они оказались над морем, километрах в сорока от берега, тут лететь было уже недалеко, не больше двух-трех часов.

Вот сегодня все и решится, подумал Ростик и, как ни был слаб и дизориентирован, потребовал:

— Теперь я сам, а вы идите к берегу.

— Думаешь, мы тебя бросим?

— Еще как бросите. — Рост мог бы разозлиться, но на это у него не было сил. — Для вас продолжение полета, без сомнения, окончится гибелью. А вы нужны, не забудьте, если со мной что-то случится, вы должны будете провести летателей в портал и научите их долбить менгиры и, чем черт не шутит, может быть, уничтожать таланты. Так что это приказ.

— Может, Ромка один вернется, а я… Тут же полно летающих китов.

— Нет, вы оба. И уведите с собой Кима. Его крейсер вызовет у чегетазуров подозрения, что он гружен взрывчаткой, он даже на десяток километров к кораблю не подлетит, его собьют. А лишние потери… нам ни к чему.

— Ростик, милый, я…

— Молчать, Ева. Дальше — я сам.

— Один ты не долетишь, пап, это точно. Это тоже будет… лишняя потеря.

— Еще раз напоминаю — приказы не обсуждаются.

И странное дело, должно быть, он все-таки сумел как-то собраться, потому что его воли вдруг хватило заставить их подчиняться. Сначала Ромка, потом Ева, потом, когда она как-то посигналила крейсеру, в котором сидели обычные люди, не наездники гигантов, не летуны в пологах, черный треугольник развернулся и пошел к берегу. Медленно, преувеличенно плавно.

Рост проводил их взглядом, покружив на месте. Что ни говори, а задание могло окончиться его смертью или хуже того — новым пленом. Поэтому посмотреть, как друзья и сын возвращаются домой, пусть и в те дома, которым грозило разрушение, было приятно. Тем более что это оказалось еще и красиво.

Над слегка парящим на морозце морем, почти в полную силу освещенным солнцем, два странных, чудных, но уже ставших такими родными драконообразных птерозавра поплыли к виднеющемуся вдали берегу по бокам от черной треугольной машины. Хотя, если подумать, в их уходе было и что-то печальное. Но Рост знал — он все сделал правильно, по-другому нельзя.

А потом он двинулся вперед, к тому месту, где уже угадывал присутствие злой и мощной, как ураган, воли чегетазуров.

Корабли долго были не видны за туманом. Зато, когда это покрывало истончилось, из него вынырнули почти полсотни крейсеров. Не возникало никакого сомнения, что это пурпурные. И крейсеры у них были какие-то чужие и более мощные, чем те, которыми располагало человечество. Они были больше, лучше вооружены и выглядели… более крепкими. Броня из кованого дерева на них была, наверное, в ладонь толщиной, а не в три пальца, как на треугольниках людей.

Росту опять стало худо, он снова шел в своем летателе, как раненый, с залитыми потом глазами, почти ничего не разбирая ни впереди, ни по бокам, где висели эти самые враждебные треугольники. Они как бы отрубили его способность воспринимать мир по бокам от себя. Как и снизу-сверху, со стороны моря и в сером пологе Полдневного неба.

Только не сбивайте меня, попросил он и лишь тогда сообразил, что эту фразу он проговаривает про себя, наверное, без перерыва. Скорее всего Ромка и Ева его слышат, подумалось ему, но это было неважно. Гораздо серьезнее было то, что его птерозавр, в котором он находился, вдруг почти осмысленно спросил его — мы погибнем?

А он и забыл, что с летателями тоже можно разговаривать, если они этого захотят… Нет, друг, мы уцелеем. Ростик обрадовался, потому что теперь он был не один в странной живой машине, что им подарил Зевс, а был с другом, который, как и он, боялся смерти, которому также было больно от этих проклятых талантов, сложенных где-то в ногах наездника, и он, вероятно, также мало понимал, что произойдет через час… Нет, оказывается, скорее, потому что до кораблей почему-то сразу стало недалеко.

Только не сбивайте нас, это будет неправильно, это будет ошибкой…

Палуба ближайшего корабля была затянута черной тканью, вырабатывающей электричество. Сесть на этот корабль было мудрено, лишь два или три корабля, составляющих сейчас общий корпус плавающего города, оказались лишены этой ткани, но на них почти сплошной корой, крыло к крылу, стояли черные треугольники… И тогда Ростик понял, что главным является корабль, который сидел в воде чуть сбоку и подальше от первого, самого большого.