Клиффорд Саймак - Прелесть

— Но разведчики не справились со своей задачей. Ты что, не понимаешь, что это значит? Впервые за столетие с лишним планетной разведки мы нашли очевидное доказательство, что некая иная раса, кроме землян, также овладела космическими полетами. И не узнали об этой расе ничего. А обязаны были узнать. С таким-то количеством добра на свалке мы к нынешнему дню должны бы книгу о них написать.

Лопоухий презрительно сплюнул.

— Ты имеешь в виду — не мы бы должны, а они, твои хваленые ученые.

Слово «ученые» он произнес так, что оно прозвучало ругательством.

— Они толковые ребята, — заявил Уоррен. — Лучшие из всех, каких можно было найти.

— Помнишь прежние денечки, Айра? — спросил Лопоухий. — Когда ты был младшим лейтенантом и наведывался ко мне и мы пропускали вместе по маленькой…

— Какое это имеет отношение к делу?

— Вот тогда с нами летали настоящие ребята. Брали дубинку, отлавливали пару-тройку туземцев, быстренько вразумляли их и за полдня выясняли больше, чем эти ученые со всей их мерихлюндией способны выяснить за целую вечность.

— Тут немного другая картина, — сказал Уоррен. — Тут же нет никаких туземцев…

По правде говоря, на этой конкретной планете вообще почти ничего не было. Эта планета была заурядной в самом точном смысле слова и не смогла бы набраться незаурядности даже за миллиард лет. А разведка, само собой, не проявляла особого интереса к планетам, у которых нет шансов набраться незаурядности даже за миллиард лет.

Поверхность ее представляла собой по преимуществу скальные обнажения, чередующиеся с беспорядочными нагромождениями валунов. В последние полмиллиона лет или что-нибудь вроде того здесь появились первичные растения, появились и неплохо прижились. Мхи и лишайники заползли в расщелины и поднялись по скалам, но кроме них другой жизни здесь, по-видимому, не возникало. Хотя, положа руку на сердце, даже в этом не было полной уверенности, поскольку обследованием планеты как таковой никто не занимался. Ее не подвергали ни тщательному общему осмотру, ни детальной проверке на формы жизни: слишком уж всех заинтересовала свалка.

Они и садиться-то не собирались, а просто вышли на круговую орбиту и вели рутинные наблюдения, занося полученные рутинные данные в полетный дневник. Но тут кто-то из дежурных у телескопа заметил свалку, и с этой минуты их всех затянуло в неразрешимую, доводящую до бешенства головоломку.

Свалку сразу прозвали свалкой, и это было точное имя. По всей ее площади были разбросаны — что? Вероятно, части какого-то двигателя, однако по большому счету нельзя было поручиться даже за это. Поллард, инженер-механик, лишился сна и покоя, пытаясь сообразить, как собрать хотя бы несколько частей воедино. В конце концов ему удалось каким-то образом соединить три детали, но и сложенные вместе они не имели никакого смысла. Тогда он решил разъединить детали сызнова, чтобы понять по меньшей мере, как они соединяются. И не сумел их разделить. С этой секунды Поллард практически рехнулся.

Части двигателя — если это был двигатель — были разбросаны по всей свалке, словно кто-то вышвырнул или что-то вышвырнуло их в спешке, нимало не заботясь, как и куда они упадут. Но в сторонке аккуратным штабелем было сложено другое имущество, и самый поверхностный взгляд приводил к выводу, что это припасы. Тут была какая-то, по всей видимости, пиша, хоть и довольно странная пища (если вообще пища). Были пластиковые бутылочки диковинной формы, наполненные ядовитой жидкостью. Были предметы из ткани, вполне возможно представляющие собой одежду, и трудно было не содрогнуться, соображая, что за существа могли бы носить одежду такого рода. Были металлические прутья, скрепленные в пучки при помощи каких-то гравитационных сил вместо проволоки, к какой в подобном случае прибегли бы люди. И было множество другого добра, для которого не находилось никакого определения.

— Им бы давно следовало найти ответ, — продолжал Уоррен. — Они раскалывали орешки покрепче этого. За месяц, что мы торчим здесь, им бы следовало не только собрать двигатель, но и запустить его.

— Если это двигатель, — уточнил Лопоухий.

— А что еще это может быть?

— Ты мало-помалу начинаешь хрюкать, как твои ученые. Напоролся на что-то, чего не можешь объяснить, и выдвигаешь самую правдоподобную с виду версию, а если кто-нибудь посмеет усомниться в ней, спрашиваешь сердито: что еще это может быть? Такой вопрос, Айра, — это не доказательство.