Клиффорд Саймак - Прелесть

Это было вовсе не обязательно, но Андерсон был не слишком-то сообразителен, да и вдобавок сейчас немного расстроен.

— Вы же помните, что мы говорили об этом, — произнес двойник.

— Да, сэр, — подтвердил Андерсон. — И вы велели мне сообщить вам, проверить, у себя ли вы.

— Вы проверили, что я здесь.

— Тогда это он?

— Ну конечно, — сказал двойник. — Кто же еще?

Он положил трубку и стал ждать. Через минуту раздался приглушенный, похожий на кашель звук выстрела. Он опустился в кресло, потрясенный поворотом событий. Теперь он в полной безопасности.

Скоро он переоденется, спрячет свою одежду и револьвер. Слуги, конечно, не станут ни о чем спрашивать, но лучше не возбуждать никаких подозрений.

Он почувствовал, что успокаивается, и позволил себе оглядеть комнату, книги и обстановку; изящный, приятный и заслуженный комфорт человека с положением.

Он мягко улыбнулся и произнес:

— Как будет хорошо!

Все вышло так просто; сейчас все кажется до смешного легким, потому что он так и не увидел человека, подошедшего к двери. Легко убить человека, которого ты никогда не видел.

С каждым часом он все больше и больше будет привыкать к характеру, доставшемуся ему по праву наследства. Через некоторое время уже никто, даже он сам, не усомнится, что он и есть Хендерсон Джеймс.

Снова зазвонил телефон. Он встал и снял трубку.

Вежливый голос сказал:

— Говорит Аллен, из лаборатории двойников. Мы еще не получили от вас никаких известий.

— Да, — сказал Джеймс. — Я…

— Я просто хочу сказать вам, чтобы вы не беспокоились. Я совершенно упустил это из виду.

— Да.

— Этот экземпляр мы изготовили по-новому — впрыснули ему медленно действующий яд. Еще одна предосторожность. По всей вероятности, излишняя, но нам нужна полная гарантия. Так что не беспокойтесь, если он не появится.

— Я уверен, что он придет. Аллен захихикал и добавил:

— Двадцать четыре часа. Как мина, как запал.

— Спасибо, что вы сообщили мне об этом.

— Рад стараться. Спокойной ночи, мистер Джеймс.

Они раскрыли тайну, вернее, пришли к разгадке, логичной и научно обоснованной, но не выяснили ничего, ровным счетом ничего бесспорного. Для опытной команды планетных разведчиков это никак нельзя было считать нормальным. Обычно они с ходу брали быка за дога, выкачивали из планеты прорву информации, а потом вертели факты так и эдак, пока не выстраивали их во впечатляющий ряд. А здесь таких фактов, действительных конкретных фактов, просто не было, кроме одного-единственного факта, очевидного даже ребенку начиная с двенадцати лет.

И это тревожило капитана Айру Уоррена. Так он и сказал Лопоухому Брэди, корабельному коку, который был его приятелем с юношеских лет и остался им, невзирая на свою слегка подмоченную репутацию. Они шлялись вместе по планетам вот уже более трех десятков лет. Даром что их разнесло по разные концы табели о рангах, они и по сей день могли сказать друг другу такое, чего не сказали бы никому другому на борту, да никому и не позволили бы сказать.

— Слушай, Лопоухий. Тревожно мне что-то.

— Тебе всегда тревожно, — отпарировал Лопоухий. — Такая уж у тебя работа.

— Эта история со свалкой…

— Ты хотел всех обставить, — заявил Лопоухий, — а я говорил тебе заранее, чем это кончится. Я предупреждал, что тебя загрызут заботы и ты лопнешь от сознания своей ответственности и напы… напыщ…

— От напыщенности?

— Точно, — подтвердил Лопоухий. — Это слово я и искал.

— Вовсе я не напыщен, — возразил Уоррен.

— Нет, тебя только тревожит эта история со свалкой. У меня в заначке есть бутылочка. Хочешь немного выпить?

Уоррен отмахнулся от соблазна.

— В один прекрасный день я выведу тебя на чистую воду и разжалую. Где ты прячешь свое пойло, понятия не имею, но в каждом рейсе…

— Усмири свой паршивый характер, Айра! Не выходи из себя…

— В каждом рейсе ты ухитряешься протащить на борт столько спиртного, что раздражаешь людей своим красным носом до последнего дня полета.

— Это личный багаж, — стоял на своем Лопоухий. — Каждому члену экипажа дозволено взять с собой определенное количество багажа. А я больше почти ничего не беру. Только выпивку на дорогу.

— В один прекрасный день, — продолжал Уоррен, свирепея, — я спишу тебя с корабля в никуда, за пять световых лет от чего угодно.

Угроза была давней-предавней, и Лопоухий ничуть не испугался.

— Твои тревоги, — заявил он, — не доведут тебя до добра.