Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)

Но Питер сейчас не реагировал. Дикое видение все стояло у него перед глазами.

- Эй, оглох? - Это белесый сержант.

- Что? А. Да. Похищение. Больше ничего?

- Не сомневайся, мы подыщем и другие темы для разговора.

Его подтолкнули к крайнему столу, на котором красовался стандартный полицейский фиксатор-диагност. Кроме всего прочего, это теперь еще и обязательная процедура при любом обращении в полицию, а скоро, он слышал, их хотят расставить чуть не на заправочных станциях. Как только умудрились до сих пор не выловить андроидов всех до единого, подумал он, поднося руки к нише на боку прибора. Вот так и умудрились, очень просто. Интересно, среди андроидов есть дураки, или это только к нам относится? Он попытался еще раз. Нет, фиксатор был явно не рассчитан, чтобы им пользовались в наручниках. Питер хотел сказать, но, повернувшись уже, вдруг увидел на телеэкране у дальней стены те самые кадры, которых так долго ждал. Экран немо демонстрировал переходы, комнаты, коридоры, заставленные невнятной аппаратурой, перебегающие фигуры, которые, кажется, друг в друга стреляли.

- Звук! - крикнул он, и все повернулись сперва к нему, а потом поглядели на экран. - Включите звук!

...И уж совсем потом, когда сюжет прошел, и отзвучал текст, который Питер знал заранее, перемежаемый охами и ахами комментатора, находившегося непосредственно на месте, и воткнулась очередная реклама, и те, кто находился в помещении участка, - штатский, дежурный, сержант, еще двое задержанных (поппи-замухрышки, из этих новых, что расплодилось теперь видимо-невидимо, всех и не упомнишь, как называются), - все они, словно по команде, расцвели улыбками на обращенных к нему лицах, и Питер поежился под их взглядами. Буркнул:

- О'кей, ребята, я готов сделать заявление для прессы. - Ткнул сомкнутыми руками в грудь сержанта. - Давай-давай, сынок, пошевеливайся, эти штуки мне жмут.

"...еще неизвестно каким, собственно, способом. Ясно одно:

в том "родильном доме", который вы только что видели, был

тайно построен по меньшей мере один андроид - точная моя

копия. До сих пор я испытываю неподдельный ужас, когда

вспоминаю это. Кстати, я хотел бы выразить благодарность

парням из "Антенн-22", они, по-моему, великолепно справились

со своим делом - я имею в виду репортаж о захвате...

ВЕДУЩИЙ: Только благодаря вашей информации. Вы, Питер,

подумали обо всем, кажется. А когда, в какой момент вы, лично

вы, решились выйти один на один с этой бандой?

ВАНДЕМИР: О, это произошло довольно случайно. Мне не

хотелось бы здесь говорить об этом.

ВЕДУЩИЙ: Но ваш шеф, известный Лео Валоски, утверждает,

что инициативы принадлежат вам и только вам.

ВАНДЕМИР: Может быть.

ВЕДУЩИЙ: Не подумайте, что я призываю вас выдавать

профессиональные тайны...

(Были они у меня, профессиональные тайны, как же. А теперь, Питер Вандемир, ты, кажется годишься для одного только - коллекционировать трубки. Или редкостные сорта роз. Папа не простил, и отмщение его достойно поэта. Тайный агент, чью физиономию лицезреют полсотни миллионов зрителей. Разрекламированный рыцарь плаща и кинжала. Нуль, никто, одна дорожка - в розы...)

ВЕДУЩИЙ: Хорошо, давайте о другом. Посредством этого

андроида - вашей копии - осуществлялось целенаправленное

воздействие на вашу психику, так? Но почему именно таким

экстравагантным и, согласитесь, недешевым способом это

проделывалось? Если вас хотели убрать, то, наверное, выбрали

бы более простой путь.

ВАНДЕМИР: Я не знаю. Да и не интересуюсь, если честно вам

сказать. Отчего и почему - это вовсе не мое дело. Мое дело

н-ну... показать что ли, хм, навести. Я - наводчик, выводы

дело специалистов.

ВЕДУЩИЙ: Тогда, быть может, у вас есть соображения насчет

андроида другого - того, который скрывался под именем Дастин

Лэгг и занимал, мы знаем, немалый пост.

ВАНДЕМИР: Именно потому, что он занимал немалый пост, я и

решился обратиться к средствам информации. Мне нужно было,

чтобы об этом узнало как можно больше людей, одному мне было

бы слишком легко заткнуть рот. И я это сделал не ради чего-то

там, нет. Знаете... Знаете, у меня есть сын и дочь, и я учу их

любить этот мир, пусть не всегда такой, как нам хотелось бы. И

я был бы очень огорчен, если бы в один прекрасный день мои

дети сказали мне: отец, все, чему ты учил нас - чушь...

(Боже, я чуть не проговорился. Я до самого последнего момента не знал, нужно ли, можно ли говорить обо всем этом - Ленце, Лукасе, ребятах, а теперь вдруг понял - что нельзя. Если кто-то что-то знает, то и пусть знает. А говорить нельзя. Нет, нет, нельзя. Слава богу, что я это понял. Слава, слава богу.)