Николай Полунин - Орфей

Что касается остальных только что приведенных событий и встреч - все они имели место. Если говорилось не всегда то и не всегда так, то тут уж ничего не поделаешь, я только что объяснил, что восстановить точнее не смогу.

Я начал злоупотреблять возможностью рассказчика вмешиваться в ход действия, вы правы. Постараюсь больше не допускать вольностей. Да и оборот событий таков, что надобность во мне как в связующем звене на ближайшую сотню страниц отпадает. Хочу лишь сказать, что, ничего не скрывая, Перевозчик все-таки говорил о себе лично с крайней неохотой. Мне хотелось знать, как он проводит часы и дни, появляясь в нашем Мире в своем человеческом облике Гордеева. Есть ли у него постоянное место жительства, какая-нибудь база тут. Почти ничего об этом не сказал. Скрытностью в отношении самого себя он напоминал компанию Крольчатника. Свои впечатления и предположения о нем как личности мне приходилось строить на случайном слове, вырвавшейся фразе, несдержанной вдруг интонации. Когда в нашем последнем, единственно полноценном разговоре я помянул ему об этом, он помолчал, а потом произнес так печально: "Почему нет? Для вас дни проходят, а для меня они длятся. Разница?"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На потолке Ларисиванниной спальни действительно были набиты толстые поролоновые квадраты, как в "мягких комнатах" домов скорби, тут Кузьмич не соврал.

- Как вы думаете, Игорь?

- Простите?

- Марик совсем меня бросил? Такую... выродка. Но ведь я же этого не хочу. Что со мной! Это совсем-совсем не зависит от меня... ну, почти совсем. Раньше так не бывало, никогда! И с Мариком, и... до. Вы мне не верите? Я даже не знаю, как сказать. Поймите...

- Я вам верю, Лара, - сказал я мягко. - Я понимаю вас. - Я ничего не понимал. - На свете нет ничего окончательного. Кроме смерти. А мы с вами живы.

- Иногда кажется - я всю жизнь тут. Вот вспомнила с вами, а было на самом деле, не было, и со мною ли? У вас так не бывает?

- Сколько угодно.

Я вертел какой-то обломок мебели. Древесина "птичий глаз" - карельская береза. Да тут все из нее. Кровать, столик под венецианским зеркалом, плоский шкафчик, напоминающий фасад готического храма. Каждый из обитателей Крольчатника имел жилище по своему вкусу. Оно отражало сущность владельца. В комнате Ларис Иванны беспорядок, какой бывает только у людей, привыкших держать прислугу. Бедлам явный, тихий и полный, и видно, что к произошедшей катастрофе отношения не имеющий. Странным в голосе Ларис Иванны, когда она разговаривала со мной через дверь, было то, что доносился он сверху. Я представил стокилограммовую пышечку, прилипшую к потолку, как муха. Пришлось прикрыть неуместную улыбку.

- Вы сильно расшиблись, Лара?

Она махнула красивой полной рукой - что уж.

- Правдивый беспокоится о вас. Убежден, что от Володи добра не жди. Делает намеки, что кто-то еще против вас. Тут, в Крольчатнике. Это верно? Я могу быть полезен?

- Не говорите никому, что видели, вот и польза.

- Думаете, никто не знает? И что тут такого? Мы все...

- Может быть, кто-то и знает, но я не хочу, чтобы знал кто-то еще. У Саши обычная мужская ревность.

- Лариса, вас вызывали когда-нибудь за Ворота?

- Вы на обследование имеете в виду? Да, несколько раз, но в самом начале. Сперва я надеялась, что это Марик... Игорь, Володя, он, конечно, бывает немножечко слишком настойчив, а я только слабая женщина... Но я же живой человек, верно? А теперь совсем плохо. Вы понимаете, ведь именно из-за этого... Ведь если я... ну, с кем-то... потом... - Она обвела разгром вокруг. - Так ужасно чувствовать себя ущербной. Будто висит меч над тобой. Но милый Игорь, это начало случаться и просто так! - С восточным разрезом, глаза Ларис Иванны были как спелые сливы. Широко распахнутые, невинные и похотливые одновременно. - Ах, наверное, скоро обед! Милый Игорь, у нас, вы заметили, не в моде визиты, но может быть, как-нибудь заглянете? Не сегодня, конечно, но на днях, Вовик тут все приберет, приведет в порядок. Вечера бывают так длинны и одиноки... Хотя у меня случаются рецидивы...

Я был провожаем под воркование зазывающее и обещающее. Толстухи никогда не были моим сексуальным идеалом, но что-то подсказывало, что дальше слов у нас дело не пойдет. Хотя ее, так хамски брошенную ее говнюком Мариком куда-нибудь, пускай в подопытные кролики, лишь бы отделаться, было жалко.

- Примазываешься к общему пирогу? Давай-давай. Лариска - баба толстая, не убудет от нее.

Юноша Бледный сидел там, куда я его уложил. И дождичком его помочило. Правдивый в своей прежней ипостаси выразился бы куда конкретней.