Николай Полунин - Орфей

Я покидал остывший уголек с ладони на ладонь. Вот вам и элементарно преодолимый барьер. Ведь и птиц я в Крольчатнике не видел. Уж сосна-то дятлова столовая, а ни одной барабанной дроби не припомню. И вообще. Да, дружок, ничего-то ты тут не сделал, кроме явных глупостей., Какой уж там герой... Уголек остыл, я его выбросил. Вдалеке опять застучал топор, завжикала пила. Пойти мужикам помочь, если уж ни на что иное не способен.

Но пошел я к себе. Разваливался тот Крольчатник, что я выстроил по впечатлениям первых дней и недель. Впрочем, я предполагал это. Теперь нужно строить новую схему, а повторно это сложнее и, главное, гораздо дольше. Имею ли я достаточно времени? Интересно прозвучал намек Правдивого.

В своем домике я прежде всего ощутил запах знакомых духов. О посещении Ксюхи говорила и смятая неразобранная постель, и прикнопленный к дверному косяку белый лист с нарисованными анютиными глазками. Цветы не были сорваны, а улыбались прямо из разнотравья. Потом я увидел, откуда она брала бумагу. Та же история. Пачка листов, машинка, вынутая из шкафа и приведенная в боевую готовность, письменный прибор, кофейник снят, чашечка со следами гущи.

Я подумал.

Нет, тот, кто настойчиво устраивает мне "рабочую обстановку", не стал бы затем спать в моей постели, рисовать мне цветы и пить иезуитски подсунутый для вящей писательской идиллии кофе. Значит, это не Ксюха. Она, войдя, просто решила, что так и должно быть. Что у меня всегда так. И стала меня ждать. А после обеда не подошла. На полках платяного шкафа в спальне я нашел свои вещи, чистые и отутюженные. По мере носки я бросал их, скомканные, в нижнюю секцию, и мне уже приходила мысль о будущей постирушке. Пара рубах, вторые джинсы, белье. Не очень богатый гардероб уместился в моем чемодане.

Я пил маленькую чашечку холодной воды, тупо уставившись на очередное чудо. Пожалуй, и это не Ксюхиных рук дело. Пожалуй, надо наконец найти ключ от домика и запирать, уходя. Моему несуразному воображению нарисовались феи и гномы, подземные Тимур и его команда, брэдберевские механические мыши-уборщики в умном одиноком доме...

Но правильный пионерчик Тимур вдруг сделался папой бывшего премьер-министра, нашего губастенького идеолога реформаторов; феи натянули колготки на голые тощие задницы и разбрелись зарабатывать по дальним трассам, диснеевские добряки обрели набитые кулачищи гоблинов в "ломовых" камерах СИЗО, а умный дом, как мы помним, сгорел посреди радиоактивной пустыни. С умными - домами и людьми - отчего-то всегда одна и та же история.

Когда я чувствую себя, мягко выражаясь, не слишком радостно, воображение мое способно двигаться лишь в сером направлении. Концентрация чудес начинала ощутимо действовать на нервы.

И все-таки еще на одно я нарвался. Не собственно на чудо, а на исповедь по поводу. И снова женскую. Мне везет.

Было так. Как только мог, я берегся от неверных поступков и резких движений. Сидел у себя перед каким-нибудь голливудским шедевром или в компании старых знакомых с книжных полок. Шел гулять или в столовую, продолжавшую исправно учитывать наши пожелания. Каким образом это происходило, играл тут какую-то роль Правдивый, - о том думать себе запретил. О возможной физической и парафизической сущности феномена. Хотя термины и гипотезы невольно вспоминались. Мы же теперь все образованные в щекочущих загадках сверхъестественного. Зубы съели. Классифицировать научились то, о чем представления не имеем. Принимал посильное участие в расчистке территории. Правда, все это свелось к тому лишь, что мы оттащили самые загромождающие дорожки стволы. "Подсохнут - спалим", - проворчал Правдивый. Однажды в кустах видел Наташу Нашу, целующуюся с Семой. Его торопливые немытые руки шарили по скудному телу Н.Н. под задравшейся маечкой. Вечером того же дня - как раз закончили с уборкой деревьев - Сема с блаженной улыбкой и скошенными к горбатому носу глазами валялся у своего крыльца, на которое так и не смог всползти. Каюсь, после демонстрации Правдивого я не удержался, чтобы не повторить. Камешки, шишки, сучки, флакон из-под шампуня - все превращалось в - пш-шш-ших! - неогненную дымную кляксу в воздухе. Вот фига мне с душераздирающими записочками Доброму прохожему. И куда кидать - на насыпь за двойной колючкой?

Я начал понимать, какая в Крольчатнике должна царить скука. Несмотря ни на что. С Ксюхой мы провели еще одну ночь. Не уверен, что произнесенных нами на двоих слов было больше десятка. Шалашик над малиновым матрасом ни она, ни я восстанавливать не пожелали. Я, проведя годы "близко к земле", кажется, напрочь утратил большинство комплексов и предрассудков, которые, если угодно, можно назвать привычками цивилизованного человека. Ксюхе, по-моему, было вообще все равно.