Василий Жеглов: Эффект пива

…Звук. Двадцать лет прошло, а я оказывается, его помню. Старый, огромный холодильник "Мир" басовито урчит, словно грузовик, поднимающийся в гору. В полутьме коридора слегка отсвечивает его, похожая на бумеранг, никелированная ручка. Справа, из-под двери, пробивается полоска света. Это моя комната. Я лежу на кровати и, чтобы не уснуть, слушаю приёмник: "Гиндукуш — три колодца…Защити, защити нас от солнца…". Нет, Гиндукуш будет позже… Немного позже… А пока лишь безобидный "Учкудук". Три дня назад я вернулся со своей первой студенческой картошки. Я студент первого курса биофака. Впереди учеба, потом диплом, и, наконец, реализация давней мечты — научные экспедиции в северных морях. Подумать только, я хотел стать ихтиологом!

Сегодня спать никак нельзя. Поезд из Риги приходит в пять пятьдесят, а это значит, что я должен выйти из дома в четыре тридцать. Сегодня приезжает Светка.

Мы не виделись целых два месяца. Она не знает, что я буду её встречать — это моя тайна, мой сюрприз. Поезд немного опоздает. Я буду прятаться за столбом, чтобы внезапно выскочить перед ней и вручить "восхитительный" букет из трёх гвоздичек.

А потом… Потом я увижу, как она выйдет из вагона с каким-то лейтенантом.

Они поцелуются.

Куда я выбросил букет? Ведь не поплёлся же я с ним в военкомат?

…Удивлённый военком: "Пять прыжков с парашютом? Призер городского чемпионата по боксу? Очень хорошо, вы нам подходите!". Вот так… Вместо северных морей — южные горы и пески, вместо безобидных морских обитателей — звери в человеческом обличии. Вместо ихтиолога — "вампир". И кровь, очень много крови.

"Гиндукуш — три колодца…"

— Узловые точки, говоришь?

Я прокашлялся.

— Это шанс, — тихо сказал Мишка. — Шанс всё изменить.

— Как?

— Ты можешь отправиться в свою узловую точку и уговорить самого себя не совершать ошибку. Это очень трудно, так как "Поворотник" действует всего пять минут, после чего тебя выбрасывает в прежний временной континуум.

— Пять минут? Пять минут, Миша, это очень много, поверь мне. Если я решусь на эту авантюру, то мне понадобиться всего пятнадцать секунд. Этого вполне хватит на то, чтобы связать одного романтически настроенного юношу и так упаковать его, чтобы он опоздал к прибытию поезда.

— У тебя ничего не выйдет.

— Ты хочешь сказать, что я не справлюсь с сопляком?

— Ты не сможешь к нему прикоснуться. При любой попытке физического контакта с самим собой или с каким-либо другим живым объектом из прошлого, время выкинет тебя в эту реальность. Именно поэтому "эффект бабочки" — это полный бред. Ты также не сможешь оставить там какую-нибудь вещь или наоборот что-то забрать.

Только уговоры! Только слова!

— Да… Это сложнее, — пришлось согласиться мне. — Насколько я себя помню, я уже тогда был упрям и самонадеян.

Мишка порывисто вскочил со стула и стал расхаживать по лаборатории. Было заметно, что он сильно волнуется, а это было очень плохо, так как могло закончиться очередным припадком. Чтобы как-то отвлечь его от тяжелых мыслей, я с апломбом заявил:

— Всё равно это невозможно!

Он сразу остановился и вперил в меня взгляд учёного, которого обвинили в том, что его теория несостоятельна.

— Почему?

— Да потому что, если я тогда не пойду встречать поезд, то вся моя жизнь пойдет совсем по другому пути. А это значит, что весь мир развалится к чертям собачьим! Цепная реакция как с той бабочкой!

— Дались тебе эти бабочки! — всплеснул Мишка руками. — Ничего с миром не сделается! Ни-че-го!! Понял? Я ещё не придумал название своей теории, но уверяю тебя, она верна!

— Да как же верна? — не сдавался я. — Если я стану ихтиологом, а не "вампиром", то кто вытащит из боя раненого Пашку Емельянова? Кто в 88-ом схлестнётся с пьяными отморозками, что пристали к тебе на автобусной остановке?

Кто?

— Другой, — коротко ответил Мишка.

— Какой другой? — опешил я.

— Любой другой, который максимально подходит под твои психофизиологические параметры.

— Двойник что ли?

— Ну, можно сказать и так, — кивнул Мишка. — Видишь ли, вся беда этих псевдонаучных теорий времени, основанных на "эффекте бабочки", в том, что они придавали слишком большое значение уникальности человеческой личности. На самом деле, ничего уникального в природе просто не существует! И ты не уникален, и я, и Гитлер, и Наполеон. Все заменяемы! Если не Попов изобретёт радио, то его изобретёт какой-нибудь Иванов. Если не ты вытащишь из боя раненого сослуживца, то это сделает другой. При изменении микрособытий общая хроно-реальность не изменяется, она тотчас подстраивается и заполняет пустые клетки на своей шахматной доске аналогичными фигурами или наиболее похожими.