Василий Жеглов: Эффект пива

Но ведь видеозапись получилась! — ухмыльнулся он. — И потом, разве деловые встречи проводят в банях?

Мишка, прекрати…, - медленно закипая, сказал я. — Счас обижусь и уйду.

Я стал испуганно озираться.

— Не беспокойся, он не активирован. И вообще, прекрати истерику. То, что ты сейчас увидишь, абсолютно не опасно! Когда поймёшь суть, сам начнёшь меня упрашивать об испытании.

— Что на этот раз? — страдальчески спросил я.

— Вот! — он с торжественным видом продемонстрировал мне какую-то горошину. — Изделие "Поворотник"!

— А я сегодня пешком… Хотя, если надо, минут через двадцать подгоню сюда свою тачку.

— Причём здесь твоя тачка? — удивился Мишка.

— Так ведь поворотники…

— Мда…,- он сочувственно посмотрел на меня. — Комментарии, как говорится, излишни… К твоему сведению, это не имеет никакого отношения к автомобилям!

— Как скажешь…, - согласился я. — Ну и что этот твой "Поворотник" разворачивает?

— Что ты знаешь о времени? — вместо ответа спросил он.

— Времени? Ну, время это… Постой! Ты меня пугаешь… Уж не хочешь ли ты сказать, что вот эта вот хренотень…

Мишка кивнул с довольным видом.

— Час от часу не легче! — простонал я. — Ты же сам мне говорил, что ещё 250 лет назад Лондонская академия наук приняла решения не рассматривать проекты машины времени.

— Во-первых, не Лондонская, а Парижская. А, во-вторых, это касалось проектов вечного двигателя. А то, что создать машину времени невозможно, никто ещё не доказывал. Тем более, это не машина времени, а "Поворотник". Он…

— Подожди-подожди, — прервал я его. — Но ведь во времени путешествовать опасно! Я сам читал!

— Что читал? — устало произнёс он.

— Этого, как его? Брэдбери! Он так и пишет, что, дескать, бабочку там задавишь, а здесь такое начнется!

— Чепуха! — безапелляционно заявил Мишка. — Ничего общего с действительностью. "Эффект бабочки" — это миф! Ты выслушаешь меня, в конце концов?

— У тебя есть пиво? — жалобно спросил я, понимая, что мне всё же придётся выслушать новую теорию о перемещениях во времени.

— На, держи, — он протянул мне банку. — Так вот, слушай. К изобретению "Поворотника" ты подтолкнул меня, когда…

Я поперхнулся пивом:

— Я?!

— Именно! Помнишь, ты рассказал мне один из своих глупых анекдотов о том, что после трёх кружек пива минута, проведённая перед дверью туалета и за ней — это две большие разницы? Помнишь? Вот тогда меня и осенило! Понимаешь, время субъективно! Но при этом оно не только субъективно, но и материально, и его материальным выражением является сам человек. Как бы тебе это объяснить? Видишь ли, с философской точки зрения…

— Не надо с философской, — я решительно прервал его, — всё одно до конца не пойму. Ты давай чеши дальше.

Мишка послушно почесал голову.

— Короче, человек не может путешествовать во времени просто так, куда пожелает! — резюмировал он.

— Ну, правильно! Я тебе сразу об этом сказал!

— Да подожди ты! — раздраженно бросил Мишка. — Я хотел сказать, что человек не может перенестись, скажем, в древнюю Грецию, или в кабинет Наполеона. Он может "путешествовать" только по своей жизни, причём исключительно в обратном направлении. Его личные воспоминания — это и есть "время" или его субъективно-материальное воплощение. Не слишком сложно?

— Как обычно, — махнул я рукой.

Мишка кивнул, давая понять, что он оценил мой сарказм, после чего взъерошил волосы и продолжил:

— Но, даже по своему прошлому человек не может перемещаться как попало. Он может попасть только в узловые точки своей жизни, так называемые, перекрёстки. Отсюда и название изделия — "Поворотник". Понимаешь, всё это очень серьёзно завязано на нашу память, а человек особенно остро и конкретно помнит именно узловые моменты своей судьбы.

— Ладно, допустим, — рассеянно заметил я, выискивая взглядом вторую банку пива. — Одного не пойму, зачем путешествовать по этим узловым точкам?

Наконец я узрел предмет своих поисков и подхватил новую банку.

— Разве в твоей жизни нет подобного узлового момента? Неужели ты ни разу не хотел что-то изменить? Какое-нибудь незначительное событие, эпизод, о котором ты очень часто вспоминаешь и жалеешь, что тогда поступил так, а не иначе, — тихо спросил Мишка.

— Не-а! — машинально вырвалось у меня. — В моей в жизни всё…

Мишка, склонив голову, внимательно смотрел на меня. В его взгляде было всё: и горечь, и печаль, и боль, и сострадание. Чтобы не видеть этот взгляд, я закрыл глаза, и на меня обрушилось время…