Курт Сиодмак - Мозг Донована

— Вас смущают мои семейные отношения? — полюбопытствовал я.

Фаллер терпеливо продолжал:

— И вдруг у вас появляются деньги — очень крупные суммы… Вы бросаете свои исследования, возвращаетесь в Лос-Анджелес, сорите долларами налево и направо, проявляете интерес к людям, которых никогда в жизни не видели, — таким, как Хиндс и Стернли…

Он говорил так, словно излагал состав преступления.

Я перебил:

— Не понимаю, почему все это должно касаться вас и мистера Говарда Донована.

Говард снова не выдержал:

— Помните нашу встречу в Финиксе? Тогда вы отрицали, что мой отец говорил с вами и сообщил, где спрятаны его деньги!

Я холодно посмотрел на него. Мое молчание окончательно вывело его из себя, и он взорвался:

— Это мои деньги! Вы украли их у меня!

— Мистер Донован, вы предъявили мне серьезное обвинение, и вам придется доказать его.

Эти слова я произнес спокойным тоном, но в душе испугался — пусть даже ничем не выдал себя.

— Откуда вы берете деньги, которые так бездумно швыряете на ветер? — закричал Говард.

Я встал. Прихрамывая, подошел к письменному столу. Превозмогая боль в почке, тяжело опустился на стул.

— Мистер Фаллер, вы случайно не знаете, на каком законном основании меня подвергают допросу?

Фаллер глубоко вздохнул.

— Доктор Кори, я думаю, мы можем уладить наши взаимные претензии. Мистер Донован готов уступить вам десять процентов от той суммы, которую его отец перед смертью доверил вам. Разумеется, потраченные вами деньги в расчет не берутся.

— Потраченные — все, сколько бы их ни оказалось? — глядя ему в глаза, спросил я.

Фаллер понял, что я подразумевал пятьдесят тысяч долларов, обещанные ему в качестве гонорара.

— Разумеется, — невозмутимо повторил он.

— Хорошо, — сказал я. — Вас не затруднит засвидетельствовать наше соглашение?

Говард подошел к бару и начал переставлять фужеры. Фаллер продолжал загадочно улыбаться. Хлоя теребила край скатерти.

— Сначала подпишите вот это.

Фаллер извлек из кармана лист бумаги и развернул передо мной. Это было письменное заявление о том, что я использовал деньги, принадлежавшие Доновану.

Пробежав глазами несколько первых строчек, я взял левой рукой авторучку и написал: «Деньги получены на приобретение коллекции почтовых марок. У. Г. Донован». Под именем я нарисовал размашистый вензель.

Говард подошел к столу, взял бумагу и начал читать мои каракули. Вскоре его глаза стали вылезать из орбит. Он беззвучно пошевелил губами и вдруг разжал пальцы. Листок упал на пол.

Фаллер пристально посмотрел на него и перестал улыбаться.

— Что такое? — с тревогой в голосе спросил он.

Фаллер наклонился, намереваясь поднять листок с пола, но Хлоя опередила его. Бесшумно встав со своего кресла, она быстро наступила на бумагу одной ногой, затем нагнулась и начала читать.

Дальше произошло то, чего я больше всего боялся. Внезапно Хлоя схватилась обеими руками за горло и повалилась на пол. Ее тело забилось в судороге, глаза расширились и остекленели, на губах выступила пена. Продолжая сжимать горло, она разразилась истерическим смехом — задыхалась, не могла дышать и все-таки хохотала, как сумасшедшая.

Бросившись к ней, я одной рукой схватил ее за левое запястье и оторвал пальцы от горла, а другой резко ударил в область левой ключицы. Когда глаза Хлои уменьшились до обычных размеров, я пошлепал ее по щекам и отпустил.

Смех прекратился; она глубоко вздохнула и обмякла. Я перенес ее на диван и повернул лицом к стене.

Говард продолжал тупо смотреть на меня.

Хлоя всхлипнула и разрыдалась.

— Принесите что-нибудь успокоительное, быстро!

Встретив мой взгляд, Говард вдруг опомнился.

— У нее в комнате должно быть снотворное, — пробормотал он.

В его голосе уже не было прежней агрессивности; он повернулся и выскользнул за дверь.

Я снова занялся Хлоей. Приняв снотворное, она перестала плакать и вскоре заснула. Я велел Говарду не трогать ее, а утром вызвать врача.

Он выслушал, уставившись на меня, как на призрака. Бедняга, он был не так далек от истины.

В отель меня отвез Фаллер. В дороге он молчал — только сказал, что завтра навестит Хиндса и даст ему кое-какие инструкции. О своем предательстве Фаллер не упомянул ни словом.

Вернувшись в свой номер, я первым делом позвонил Шратту. Мои нервы были взвинчены до предела. Меня снова преследовала эта проклятая фраза: «Во мгле без проблеска зари он бьется лбом о фонари и все твердит, неисправим, что призрак гонится за ним». Она повторялась все громче и громче, словно кто-то кричал ее мне на ухо.