Аркадий Стругацкий - Том 11. Неопубликованное. Публицистика

Мы выступали по два-три раза в день в школах, клубах, на заводах, даже по телевизору и в газете «Советский Казахстан» (напечатали на русском и казахском языках). Повезли нас и на встречу с механизаторами в довольно отдаленный – километрах в двухстах от Актюбинска – совхоз.

Предварительно директору совхоза по телефону сообщили, что к ним едет группа писателей из Москвы, в числе которых Джим Паттерсон из «Цирка». Была ли плохая связь, или на том конце провода услышали то, что хотели услышать, но уже в пути наш «рафик», разукрашенный яркими наклейками, встречали жители деревень вопросом: «Вы цирк? Вы будете выступать?» В результате в этой поездке мы потерпели полное фиаско: справиться с разочарованием механизаторов, главным образом мужиков с Украины, приехавших на заработки, не мог не только Аркадий, но и все мои поэты вместе с песенниками. Вернулись мы в Актюбинск под утро, наши места в гостинице уже были заняты, свободен был только люкс Аркадия, где мы все кое-как и разместились. Мне выделили гостиную с маленьким диванчиком, а моя «бригада» вся целиком расположилась на двухместной кровати в соседней комнате.

А вообще во всех наших встречах в Казахстане аудитория встречала нас восторженно: удивительно симпатичные, не избалованные вниманием столичных гостей были там люди. Аркадий, молодой, высокий, красивый, рассказывал со сцены о своих произведениях, о работе писателя, о своих взглядах на фантастику. Вероятно, не всё в его выступлениях было близко и понятно слушателям, но провожали его не менее дружными и искренними аплодисментами, чем дуэт поэтов-песенников, чем прелестного Джима Паттерсона с его морскими и лирическими стихами, чем Ваню Лысцова, с некоторым завыванием читавшего свои «народные», заполненные диалектизмами стихи. Однажды, когда в Уральском пединституте мы выступали чуть не до полуночи и нас все никак не хотели отпускать студенты, местная власть в лице молодой, красивой «комсомольской богини» Клары нервозно торопила нас скорее заканчивать встречу. Оказывается, в это время в одной близлежащей деревне уже вовсю кипели котлы с бешбармаком, стол был уставлен литровыми банками с черной икрой и бутылками с коньяком – дело было лишь за нами. (Такого изобилия на столе я больше никогда не видела.) Только мы прибыли (время было заполночь), за стол уселась местная «знать». Главной персоной, как официальная глава делегации, оказалась на этом застолье я. И поэтому мне вручили голову барана, которую я должна была расчленить на части и распределить эти части между высокопоставленными гостями. Благо, рядом сидела Клара и тихо подсказывала мне: «Глаз – председателю КГБ, ухо – главному милиционеру» – и т. д., в том же духе. Потом ели прямо руками из общей миски вкуснейший, жирнейший бешбармак, пили коньяк, выходили на улицу подышать – и так до пяти утра. Это испытание не выдержал только Джим: его, ухватившегося мертвой хваткой за полюбившуюся ему Клару, внесли в машину, остальные расселись по машинам самостоятельно. Помню, что сама я с трудом разыскала свою койку в двенадцатиместном гостиничном номере: было около шести утра, и было мне муторно. А в 9 утра нас уже ждали ребятишки в одной из школ города Уральска. Мой биологический будильник сработал как всегда точно: в половине девятого мы с Кларой вошли в комнату наших мужчин. Храп там стоял могучий. Надежда наша обнаружить кого-нибудь живого среди этих распластавшихся тел едва тлела. Однако, два «тела» – Аркадия и Джима – оказались весьма сознательными. Они поднялись, и мы блестяще провели встречу со школьниками.

Очень я теперь сожалею, что, будучи знакома с такими замечательными людьми, я в свое время не сделала ничего, чтобы сохранить память обо всех наших встречах, разговорах, о том, как они говорили, шутили, воспринимали окружающее и окружающих, о тех мелочах, деталях, которые составляют живой портрет человека. Что-то еще я могу рассказать об Аркадии – с ним мы встречались гораздо чаще, чем с Борисом. Он жил в Москве, сначала на Бережковской набережной вместе с родителями его жены Елены. Потом Аркадий купил небольшую двухкомнатную квартиру на Проспекте Вернадского. Квартира находилась на последнем, по-моему, семнадцатом этаже, из ее окон открывался вид на Тропарево, на одиноко стоящую там церковь, на зеленый простор. Не знаю, стоит ли говорить в связи с этой квартирой об отношении к Стругацким в Союзе писателей в 60 – 70 годы. Мне кажется, секретари Союза и чиновники от литературы побаивались Стругацких и ненавидели их. Во всяком случае, хотя у Союза были возможности предоставить Стругацкому квартиру, и неоднократно, ему всегда, под разными предлогами и без них, отказывали в этом, хотя у него были все основания претендовать на жилье. Поэтому Аркадию пришлось покупать квартиру за свои деньги – а платили ему тогда мало и редко, – и поселилась семья Стругацких в составе Аркадия, Лены, их дочери Маши и внука Вани в этой тесной квартирке на Юго-Западе Москвы. Когда – и тоже не единожды – Стругацких приглашали на литературные форумы за рубеж, Аркадию этих приглашений даже не показывали, а приглашающей стороне отвечали, что Стругацкий, мол, болен или в отъезде.