Поймавший Ратибора скунг медлил, приглядываясь, не грозит ли ему какая-нибудь опасность. Восемь, расположенных полукругом, бусинок-глаз внимательно наблюдали за человеком. Он сильнее сдавил добычу, и она задергалась, пытаясь вырваться, заколотила конечностями по его мощным, одетым панцирем лапам.
Это было ему знакомо - движение и страх.
Скунг присел на задние лапы и, разинув пасть, потащил в нее Ратибора.
Но этих коротких, отпущенных замешкавшимся хищником мгновений хватило на то, чтобы царевич успел крикнуть:
- Келагаст, спаси меня!
Оборвав тонкую серебряную цепочку, он вытянул вперед руку, в которой сжимал камень, и направил его на чудовище. Вмиг яркое дневное солнце ворвалось в чудесный кристалл, рассыпав по песку прозрачные зеленые пятна, затем свет собрался в центре, превратившись в ослепительную пульсирующую точку, и тонкий белый луч, словно клинок, вонзился в мохнатую грудь зверя. Пробив три его сердца и перебив позвоночник, уже алым он вышел из спины и зашипел в глубоком песке.
Лапы скунга конвульсивно дернулись и, отшвырнув далеко в сторону Ратибора, забились в агонии.
Царевич мгновенно вскочил и, подхватив выроненный при падении изумруд, вновь направил его на скунга. Он до тех пор погружал в его тело клинок жгучего света, пока от хищника не осталась лишь кучка серого пепла.
Еще день пути, и пустыня кончилась, сменившись гнилыми туманными болотами. Теми, что Ратибор видел в волшебном зеркале лесной ведьмы. Вокруг было безлюдно и не по-доброму тихо. Гигантские цветы, росшие на замшелых деревьях, поворачивали к царевичу свои разноцветные получеловеческие лица. Источали сладкий дурманящий аромат. Словно магические знаки, светились на могучих стволах ядовитые лишаи. Что-то лопалось в глубинах трясины, вздыхало, распространяя удушливый запах гнили. Тоскливый крик выпи мешался со зловещим хохотом упырей. Кто-то ломился в чаще, не разбирая дороги. Странные желтые дымы, курившиеся над болотом, почуяв путника, подползали, стелясь по земле, к ногам коня, но верный Келагаст всякий раз отпугивал их пульсирующим зеленым пламенем.
К счастью, болотавскоре кончились и вокруг раскинулась душистая цветущая степь.
Но и здесь было неспокойно: уже через несколько часов навстречу Ратибору стали попадаться беженцы, поспешно сворачивавшие при виде вооруженного всадника в травяные дебри.
В дорожной пыли валялись обломки оружия, утвари, обрывки одежды, а иногда у обочины встречались оттащенные в сторону тела людей.
После полудня Ратибор выехал на перекресток, где дорога разделялась натрое. Принц долго вглядывался вдаль, в одинаковую везде степь, в которую уходили лежащие перед ним пути, но ничто не подсказало ему, какой из них следует выбрать. Тогда он мысленно обратился к Келагасту, и через несколько мгновений ктото невидимый, легко взяв за подбородок, повернул его голову вправо.
Пришпорив коня, Ратибор поскакал по указанной дороге. Вскоре она стала уже, а к вечеру и вовсе превратилась в торную тропу, поросшую островками молодой травы.
"Ну что ж, тем лучше, - подумал царевич. - Безопаснее будет путь".
До самой ночи он не встретил ни одного человека.
Когда совсем стемнело, слева вдалеке забрезжило зарево: что-то горело -не то степь, не то селение. Там за горизонтом, по рассказам беженцев, шли бои.
Неожиданно над головой Ратибора свистнул ременный аркан, и, сдернутый с коня, царевич покатился по земле и упал в глубокую яму, где на него тут же набросились несколько человек. Они навалились сверху, жестоко выкручивая руки и сдавливая шею петлей, потом вдруг отпустили.
- Вставай, чужеземец, - освещенный луной старик в потертой, драной тюбетейке склонился над Ратибором. - Не сразу разобрали, кто едет, думали, ханский лазутчик. - Подняв лицо вверх, старик крикнул кому-то: - Идите сюда, это свой! Богатур из земли россов!
В яму спрыгнули несколько темных фигур и тихо приветствовали царевича. Откуда-то появилась рваная овчина, и Ратибора усадили на нее.
Вскоре в яме разгорелся костер, а на нем в большом медном котле забурлила баранья похлебка с чесноком. Дожидаясь, пока она поспеет, старик-предводитель рассказывал царевичу о том, как они тут сидят в вырытых вдоль дороги ямах, те, кто уже не может сражаться в открытом поле, и подстерегает ханских лазутчиков или просто одиноких, отбившихся от отрядов воинов. Он рассказывал о том, что творится в их стране, называл имена, проклинал врагов, а Ратибор согласно кивал в такт его словам головой, усталыми до боли глазами глядя на огонь, на блики судьбы, мелькавшие среди изменчивых языков пламени. Очень хотелось есть, но еще больше хотелось спать. Речь старика удалялась журчащим ручейком, и веки бессильно падали на глаза.
Читать дальше