Святослав Логинов - Картежник [сборник]

Фронтальная поверхность размышлятора — чело — уже морщинилась плавными складками, напоминая речное дно. Мелкая примитивная фауна закопошилась между ними, обживая пространство, над которым толстым ковром желтела густая желатина мысли. Сквозь янтарное желе концентрированной думы просвечивали домики ручейников, личинки каких-то хищных красавиц, жадно растопырившие не знающие пощады клещи, катышки ила и невесть откуда взявшийся рыболовный крючок с обрывком лески. Словом, все как положено.

Интеллектор творил, выдумывал, пробовал, развивая мощность десять в двадцать седьмой степени пядей. Собравшиеся демиурги, взволнованные и в выходных костюмах соломенного цвета, придвинулись к аппарату, образовав подобие очереди, но то ли из-за своей малочисленности, то ли утратив за века инстинкт, создать настоящей красивой очереди не умели и держались вразнобой.

— Бортмеханик Бруч, подойдите к машине! — торжественно прогудел капитан.

Юноша вытащил из-под полы книжку и засеменил к своему детищу. Из боковой цапфы выползла мохнатая лапка и легла на затылок Стойко. Трясущимися руками Стойко затянул ремни белых очков и приступил к созиданию. Волнение передалось идеатору, вызвав в мыслеариуме небольшой шторм. Жуки-плавунцы, оцепенело висящие у поверхности мыслемассы, бросились на дно и, грубо разбросав ручейников, затонули в скоплениях ила. Хищные личинки и водяные скорпионы в панике забегали в толще мысленистой жидкости, оставляя за собой ртутные пуповины пузырьков.

Конандойловцы пытливо смотрели на мутно светящийся экран, ожидая результатов.

Бурые бока планеты внезапно набухли и принялись посверкивать яркими солнечными искрами. Поверхность выравнивалась, разглаживалась и вдруг засверкала ослепительной синевой.

— Что это? — требовательно вопросил капитан.

— Океан, — ответил размышлятор густым басом.

Стойко перевел дух, улыбнулся экрану и продолжил создавание. На просторах Гекубы дрожала и раскачивалась купоросно-синяя поверхность новорожденного океана. Тучи белых загогулин висели над ним, касаясь лаковой пленки волн остроугольными краями.

— Что за летающие объекты? — уже спокойней полюбопытствовал Крыжовский.

— Чайки, — ответила за творца Лира. — В моей книге они тоже есть. Обычно они крылом волны касаются, но порой и к тучам взмывают. Траектория их полета описывается простейшими уравнениями.

— Ясно, — резюмировал капитан. — Стойко, ты слишком увлекся. Сотворением морской фауны должна заниматься Лира Игнатьевна.

За такими разговорами время полетело незаметно. Один за другим звездоходцы включались в работу, и Гекуба украшалась все новыми и новыми естественно-научными чудесами. Разверзались мрачные ущелья, кипящие лиловыми водопадами, по линейке выверенные гребенки сталактитов расчертили касторовые пещеры, в уединенных озерах заплескалась новенькая, не потерявшая глянца реликтовая фауна. Хищники были очень свирепы, травоядные чрезвычайно грациозны, а пейзажи потрясали хрестоматийной величественностью. Гордости создателей не было предела.

По нескольку раз включались в работу бесшабашно-смелый Бруч, основательный Крыжовский, грациозная Офирель. И только Ангам Жиа-хп оставалась в стороне от бушующего творческого процесса. Но великий лирик не была безучастным наблюдателем происходящего. Безжалостным взглядом художника и тонкого ценителя красоты подмечала Ангам Жиа-хп микроскопические промахи и крошечные недоделки товарищей и готовилась заключительным мощным аккордом вдохнуть душу в несколько палехскую красоту Гекубы.

И великая минута настала!

Ангам Жиа-хп, водруженная на вихлявый десертный столик, ловко подрулила к размышлятору и подключилась к нему. Механизм натужно заскрипел, мыслемасса взволновалась, толща ее замутилась, в ней обозначились коагулирующие сгустки воли. Все замерли в бесконечно-томительном ожидании. И вот… Размышлятор распрямился словно сжатая пружина, раскалившиеся мудропроводы засветились изжелта-зеленым светом, громовой заряд поэтической энергии унесся к Гекубе.

— Ах! — дуэтом воскликнули Лира и Ида.

В самой середине светозарного гекубьего диска зияла черная дыра утонченно-неправильной формы. Дыра увеличивалась, угрожая расколоть только что созданный планетоид.

Положение спас Стойко. Молодой ученый, справедливо гордившийся порождением своего разума, рванулся вперед, вывернув волосатенькую цапфу, нашлепнул ее себе на затылок и успел-таки заткнуть опасную дырку первым, что сумел измыслить. Титанический ком влажной грязи, придуманный Бручем, влепился в середину дыры. Гороподобные брызги смяли тайгу, уложив деревья красивыми радиальными кругами. И, хотя количество перегноя было взято с заведомым избытком, но из-за оседания почвы через несколько часов посреди экваториального таежного массива образовалась устрашающих размеров яма, слегка напоминающая букву Рау хрионского алфавита.