Александр Потупа - Нечто невообразимое

- Ладно, - примирительно сказал Ким Спиридонович, - я с тобой, Ваня, как-нибудь отдельно поругаюсь. А сейчас давай-ка я лучше объясню Вадиму Львовичу, зачем я его пригласил. Так вот, нужен мне твой прибор, Вадим Львович, понимаешь? Боюсь я поездки, честно говорю - боюсь. Получается, зря я столько лет Топалова поддерживал, а нынче выгораживать его сил нет. И головомой за него принимать не желаю, не хочу стоять на ковре и кивать, дескать, виноват-простите-больше-не-буду... Я бой дать хочу. Время сейчас такое пошло - самый раз бой давать. Но чувствую - струсить могу. Ты меня пойми, Вадим Львович, по-человечески пойми, я перед тобой, как на исповеди. Я на танки в штыки ходил - не боялся, а нынче коррозия какая-то накопилась - всего боюсь... Как это по-вашему называется: когда всего боятся?

- Панафобия.

- Вот! Значит, я панафоб... Не единственный, конечно, теперь целое племя панафобов развелось, не знают, что с собой делать. Всего понимаешь, боятся - кресло потерять, зарплату, распределитель, персональную машину, загранкомандировки... Не то что гавкнуть не могут - пискнуть стесняются. Чтоб ненароком события не опередить, вроде как в одиночку из окопа не выскочить. А из всех дыр топаловы лезут, свой темп навязать пытаются - им выгодно, чтоб все в окопах отсиживались и "ура" кричали и чтоб зачет велся - кто громче кричит, тот и прогрессивней. Из всех дыр лезут... Страшно, Вадим Львович, а?

- Вам от него с неделю как страшно стало, а мне - с тех пор, как я с Топаловым работаю. И привык потихоньку.

- Привык и ничего не боишься?

- Почему ничего? Дело потерять боюсь. Соберут завтра правдоматы и на запчасти спишут - чему радоваться! Но, я думаю, Ким Спиридонович, этого общество еще больше бояться должно. Оно-то куда больше потеряет.

- Вот ты как все выворачиваешь! - выкрикнул Карпулин. - Общество за твое дело больше тебя переживать должно, да?

- До чего ж ты все-таки профессиональный демагог, Кимушка, - вмешался Максимук. - Все-то тебе с ног на голову перевернуть бы. Скородумов, между прочим, дело говорит, дело, о котором тебе и печься бы в первую очередь. Хороший прибор топаловы забьют, автор поседеть может, с ума сойти, в речке утопиться, но общество-то больше автора пострадает, во-первых, талант оно утратило, во-вторых, ограблено оно на целый хороший прибор, а в-третьих, что, быть может, хуже всего, сто молодых-зеленых смекнут, что лучше не высовываться, лучше на рост личного благосостояния силы класть. Считай, еще сто приборов потеряно и еще сто умников в ряды сверхактивных потребителей переметнулись...

- Кончай агитировать! - резко прервал его Карпулин. - Сейчас время другое, сейчас все это понимают, все, так сказать, интенсифицированы.

- Другое? Ты, Кимушка, очень уж лозунгами увлекаешься. Нельзя время просто так другим объявить. Оно не внешняя субстанция, оно нашими собственными делами прорастает - не река за окном, а живое существо, сплетение наших душ. Другое время - это другие люди, с иной напряженностью души. А у нас пока ненапряженных пруд пруди, и никто их вмиг не интенсифицирует. Это как у медиков, пусть Вадим меня поправит, если ошибусь. Идет эпидемия или целая пандемия какой-нибудь холеры, и одно дело - поставить диагноз и начать борьбу с ней, другое - объявить всех здоровыми. И уж совсем смешно, когда все больные хором вопят, что они абсолютно здоровы и вполне интенсифицированы. Прямо чудо святого Иоргена... Мы переживаем пандемию социальной эйфории, и нам еще предстоит от нее излечиться и стать реалистами, и только тогда время станет другим...

Я уже знал, что с Максимуком не стоит спорить о времени - по крайней мере не с нашей подготовкой. И слава Богу, Ким Спиридонович не был настроен на такой спор.

- Куда уж бедному панафобу переспорить известного письменника, усмехнулся он. - Так ты, Вадим Львович, одолжишь меня своим правдоматом, а?

Я засомневался. У Кима Спиридоновича были изрядные головные боли последствие военной еще контузии. В своей работе с правдоматом я сталкивался с похожими случаями и никаких отрицательных явлений не наблюдал, и все же... Я высказал ему свои сомнения.

- Значит, Ивану можно, всем можно, а мне нельзя, - стал сердиться Карпулин. - Я перед тобой на колени встану, этого добиваешься?

- Помоги ему, Вадим, - встрепенулся Максимук. - Ему миг чистой правды нужен. А она по большому счету никого еще не гробила, ей-богу.

В общем, меня уговорили. Подчеркиваю, в клинических картинах, аналогичных отмеченной у Карпулина, никаких противопоказаний к использованию правдомата выявлено тогда не было. Этот факт следствие может установить по соответствующим экспериментальным протоколам и историям болезней. Через час я доставил правдомат Карпулину и объяснил, как им пользоваться.