Александр Потупа - Ночь на январские сементины

Я отдам ему в жены Цезонию, и он будет вечно благодарить меня, ибо нигде не найдет лучшего сосуда любви. О, какие жертвы возложит он на алтарь, воздвигнутый в мою честь! А я соединюсь там, в небесах, с Пантеей, и боги расступятся перед нами.

Не сердись, о брат мой Юпитер! Я тебя не забуду, ты станешь младшим и любимым братом, и мы будем надолго уединяться в золотых небесных рощах... Неужели ты менее достоин любви, чем сестра моя, неужели менее искусен в ней, чем жалкий пантомим Мнестер?

Только об одном прошу тебя - никогда не касайся Друзиллы, ибо гнев мой будет страшен, и ничто не спасет тебя. Призови кого угодно, ее не тронь! Я могу уговорить Инцитата, и он отдаст тебе Цезонию, кого хочешь бери, но Друзиллу не тронь, я не вынесу этого, как не могу вынести столь долгой разлуки с ней...

Я скоро приду к тебе, моя Пантея, приду и приведу за собой жриц твоих, они достойно ублажат тебя дарами.

Еще один пир в твою честь, богиня моя, и мы соединимся вновь, я чувствую это, я знаю... Я стану первым среди богов, брат Юпитера и Пантеи. Я уподоблюсь триединому Хору, но римский орел займет место сокола. Наверное, я, именно я, сын Осириса и Исиды, тайный плод их небесной любви, сокрытый до времени от безмозглых людишек...

Нет, нет... я не хочу идти сквозь эти легионы, не хочу идти к галльскому царю... оставь меня, отец, оставь... я снова побегу по высоким травам в своих мягких сапожках... никто не посмеет бунтовать, я усмирю их, только оставь меня, отец...

Явится божественный знак, я уйду на небо и сольюсь с тобой, подобно тому, как Хор сливается с отцом своим Осирисом, превращаясь из земного воплощения бога в небесное... И тогда мы убьем эту страшную колонну, за которой постоянно шевелятся тени моих врагов, ибо здесь все, все мои враги, все ждут одного - моей смерти...

Но я обману их, обману, обману... Я уйду на небо и сольюсь с тобой, отец, сольюсь, чтобы отомстить, отомстить...

VIII

И наступит рассвет, равнодушный к снам и бессоницам ушедшей ночи, несущей неизбежность нового дня, новых дней, десятилетий, веков. Наступит праздник посева - январские сементины, и во время открытия Палатинских Игр, в восьмой день до февральских календ, трибун преторианской когорты Кассий Херея страшным ударом меча в божественный затылок навсегда прервет мучительные видения императора Калигулы.

А через несколько часов центурион Юлий Луп зарубит достославную хозяйку Рима Цезонию и ловко размозжит об стенку маленькую злючку Юлию Друзиллу.

В толчее вокруг тела Отца Отечества меч телохранителя-германца поразит сенатора и хрониста Гнея Корнелия Тимида, и вместе с душой сенатора, которому в этот день очень хотелось уловить тень доброго настроения на челе принцепса, уйдет в подземное царство тайна ссылки поэта Публия Овидия Назона.

Избежавший во время правления ненавистного племянника тысячи смертельных опасностей престарелый Клавдий и на этот раз окажется на высоте. На высоте в буквальном смысле слова, ибо спрячется на крыше и, укутавшись в занавеску, будет снова терпеливо ждать гибели. Но преторианец Грат вытащит его из убежища и наречет новым императором.

И укрывшись в преторианском лагере за Коллинскими воротами, Клавдий потихоньку придет в себя за те два дня, которые протекут в непрерывных словопролитных сражениях сената и консулов, твердо решивших восстановить настоящую республику без нормальных или сумасшедших цезарей. И небольшая цена - по пятнадцать тысяч сестерциев на нос, предложенная им, вполне убедит преторианцев в его неотъемлемых правах и решит судьбу Рима куда проще и вернее, чем сенаторская словесная эквилибристика. И агония империи, которая на самом деле республика, то есть нет - республики, которая на самом деле империя, продлится еще на четыре с лишним века.

Клавдий возьмет власть в свои трясущиеся вечно потные руки, и тот же меч, который поразил Калигулу, обрушится на голову Хереи и ближайших его друзей, причем меньше всех повезет Лупу - он начисто лишится мужества перед казнью, будет так ловко и упорно дрожать и извиваться, что первый удар приведет лишь к неопасной ране, и придется всерьез добивать его вторым ударом меча.

Успешно испарив жиденькую республиканскую ересь, Клавдий примется неторопливо править империей, покряхтывая под пятой своей третьей супруги Мессалины. И это продлится до тех пор, пока ему будет под силу нести всемирно известные могучие рога, подаренные ею. Отделавшись от Мессалины, он женится на сестричке Калигулы Агриппине Младшей и тем самым вступит на свою финишную прямую - от усыновления отпрыска Агриппины маленького Луция Агенобарба до блюда отравленных белых грибов, которое подсунет ему супруга незадолго до семнадцатилетия своего любимого сына. Ибо Луцию придет пора стать императором Нероном.