Геннадий Прашкевич - Адское пламя (Комментарий к неизданной Антологии)

А.Палей, сам писатель-фантаст, в большом обозрении "Научно-фантастическая литература" ("Литературная учеба", 2, 1936) старательно фиксирует мелкие недочеты, допущенные тем или иным писателем. Вот, скажем, В.Каверин неверно описал действие бумеранга, вот А.Толстой ошибся, утверждая, что Земля с Марса будет выглядеть как красная звезда, он же был не прав, описывая луч гиперболоида, нельзя со стороны увидеть этот луч... "В противоположность произведениям Обручева, - хвалил А.Палей роман инженера Н.Комарова, - этот роман слаб в художественном отношении, социальные вопросы освещены в нем плохо. Но проблема хладотехники поставлена интересно."

Эх, если бы ты что-нибудь понимал, Булгаков...

Все реже и реже появляются фантастические произведения, показывающие широкие панорамы грядущего, зато все чаще в самых незамысловатых сюжетах появляются враги, шпионы, различные вредители. Весьма характерной в этом отношении вещью следует признать небольшую повесть Андрея Зарина (1863-1929) "Приключение", напечатанную в 1929 году в журнале "Вокруг света", - в журнале, как указывалось на титуле, путешествий, открытий, революционной романтики, изобретений и приключений.

Два приятеля, любившие выпить, случайно увидели с помощью бинокля в чужом окне странного человека в белом халате, возившегося опять же с какой-то странной аппаратурой. Совершенно ничего не зная о подозреваемом, основываясь лишь на своей интуиции, приятели сразу понимают: это враг! "Надо установить его преступления, потом арестовать и судить... Судить и расстрелять. Да! Да!"

"Несомненно, - догадываются проницательные герои, - тут и контрреволюция, и вредительство, быть может, шпионаж. Белогвардейцы и иностранные приятели..."

И они не ошибаются.

"Большое дело сделали, большое! - сообщил представитель ЧК. - Немного с опозданием, но все-таки...

- Что открыли? - спросил Сивачев.

- И эмигранты, и свои вредители, и эстонские шпионы. Всего есть!"

- Это сильно, - сказал Гацунаев, когда мы наконец покинули чайхану. Всего есть!

И спросил:

- А фантастика? Где фантастика? Не забудь, Антология посвящена фантастике!

Как где? Научная фантастика шла параллельно разоблачениям. Советский читатель нуждался в новых понятиях, любая кухарка должна была уметь не только руководить государством, но и разбираться в законах природы. Герою новой фантастики, собственно, уже и не надо было притворяться ученым.

"Сам Джон Инглис не мог понять, как ему удалось сконструировать такое чудо... Иксофор (прибор, построенный героем писателя В.Язвицкого, - Г.П.) работал вопреки всем известным законам природы, но факт оставался фактом аппарат действовал."

Этого было вполне достаточно.

Как хватало и такой характеристики героя (там же): "Гений, можно сказать, и дуща-человек".

Почти обязательными стали многословные послесловия к фантастическим книгам. В них, в послесловиях, объяснялось, почему та или иная идея автора вздорна, или даже вредна. А авторы пытались объяснить, почему, на их взгляд, та или иная идея хотя и вредна, но все же как-то полезна.

Валерий Язвицкий, автор неприхотливых научно-фантастических рассказов, писал: "Мы обычно не замечаем того, что нам знакомо с первых дней нашей сознательной жизни. Мы не удивляемся многим явлениям, не спрашиваем себя, почему они происходят так, а не иначе. Например, разве кому-нибудь приходит в голову вопрос, почему вещи, поставленные на стол, не скатываются и не падают? Мы не удивляемся, почему мы твердо стоим на земле, почему можем делать прыжки. Занимаясь гимнастикой, мы не задумываемся над тем, почему легко взбираемся вверх по гладкому шесту. Нам не приходит в голову спросить, почему завязанная узлом веревка не развязывается, если потянуть ее за концы, а наоборот, еще крепче завязывается..."

Действительно, герои А.Толстого, М.Булгакова, И.Эренбурга, Е.Замятина как-то мало задумывались над такими вопросами...

"В этой научно-беспредметной повести, - оценивал критик А.Ивич повесть А.Беляева "Человек-амфибия", - нет ни социального, ни философского содержания. Роман оказывается ничем не загруженным, кроме серии средней занимательности несколько статичных приключений... оказался развлекательным романом, книгой легкого чтения, не имеющей сколько-нибудь заметного литературного значения."

И дальше: "...Беляев берет понравившийся ему физиологический опыт и доводит его либо до неоправданного целесообразностью чуда, либо до нелепости - практического бессмертия - противоречащей материалистическому пониманию природы".