Кирилл Залесов - Грехи наши тяжкие

Три дня я прождал — нет его. Прошли еще два дня — так и не появился. Время истекало, завтра последний день. Если завтра утром не придет — возвращаюсь.

Утром, ровно в девять, приходит мой автор. Извиняется, что не уложился в срок.

– Вот, — говорит, — повесть. Я сделал некоторые изменения — те, что не противоречили задаче.

– Давайте!

Я почти выхватил рукопись у него из рук — оставались считанные минуты.

Листаю страницы, торопливо ищу последнюю главу — что такое? — концовка осталась та же. Или почти та же.

– Что же вы? — Поднимаю я на него недоуменный взгляд. — Мы ведь договорились!

– Меня то окончание не устраивает, — говорит он.

Я начинаю спорить. На часы уже не смотрю. Когда, наконец, вспоминаю о времени, то в ужасе вскакиваю: все, пропал, просрочил. Схватил его рукопись, чуть ли не на коленях упрашиваю изменить концовку. Он как-то неопределенно пожимает плечами, берет рукопись и уходит.

Я перемещаюсь к точке перехода и проскакиваю по Коридору Времени, еле-еле ускользнув от охраны.

Больше месяца я приходил в себя. Чувствовал себя ужасно, но вызывать медицинскую помощь не стал — лишние вопросы мне ни к чему. Что-то у меня с головой случилось, как будто туман просочился. Возникло ощущение, что я — уже не я. Месяц боролся с этим, потом вроде туман исчез, и я стал выходить на улицу. Но окружающий мир почему-то казался незнакомым. О том, что по Коридору Времени путешествовал, помнилось с трудом. Но это не огорчало меня — переполняли другие чувства.

В один из дней я вдруг ни с того ни с сего бросился на сотрудника общественного порядка, сбил его с ног и убежал. За мной погнались, но я ушел от погони. Потом опять туман плавал у меня в голове, и мне пришлось остаться дома. Но когда туман исчез, я снова вышел на улицу и, вломившись в киоск, где торговали журналами и видеокнигами, разгромил все в пух и прах. И опять скрылся от преследования.

Когда немного полегчало, мне вдруг пришла в голову мысль пойти в издательство, где мои произведения постоянно отвергали. Захватил с собой свою повесть. Без всякого умысла, просто увидел, что лежит папка с рукописью на столе, и автоматически сунул ее в сумку.

К кабинету главного редактора подползаю, дрожь меня колотит — как будто в холодильнике просидел несколько суток. Открываю дверь — один он, главный, сидит, что-то читает. Увидев меня, улыбнулся — мне даже дышать стало трудно. Что он улыбается — неужто узнал? Не мог он узнать — он и видел-то меня мельком и давно.

А он навстречу мне идет, руки расставил: «Хорошо, что пришли, — говорит, — и повесть свою принесли».

– Да, — показываю я папку с повестью, — принес.

– Ну и отлично, — просиял он, — давайте ее. Будем печатать.

– Да? — У меня от изумления в голове что-то завертелось. — Вот так сразу?

– Ну да, — замахал он руками, — а что тянуть? Кстати, подождите меня здесь, сейчас я вам сразу и гонорар принесу.

Он исчез за дверью, а я стою, оглушенный. Чтобы не упасть, делаю шаг к стеллажу, хватаюсь за него. Мутный взгляд падает на книги в стеллаже — я вдруг вспоминаю, где бродил пару месяцев назад. Словно какая-то яркая вспышка взрывается у меня в голове, а потом снова туман наползает, заслоняет лица трех мужчин, которые перед моими глазами встают.

Тут дверь хлопнула — вошел главный редактор. Улыбается — слов нет. Купюрами помахивает.

– Вот она — плата за труд. — И с размаху шлеп эти деньги на стол — мол, смотри, мы слово держим.

А я на них даже не смотрю, я по корешкам книг скольжу мутным взглядом. Он мой взгляд поймал, тоже стал смотреть на книги.

– Что-то интересное увидели? — вкрадчиво спрашивает.

И тут я бросился на него, свалил на пол, сам плюхнулся сверху и ну душить! Он что-то хрипел, извивался, но я со всей силы сжимал руками его горло. На меня сзади навалились, стали оттаскивать — я бешено сопротивлялся. Сколько там было человек, уже не помню. Рычал как зверь. Потом крушил все подряд.

Но все-таки меня скрутили. Теперь я в санатории. Двигаться совсем не могу, говорить — едва-едва, не слышу ничего, зато вижу хорошо. Мыслить не мыслю — потерял способность, а вот память сделалась очень выборочной: помню, как в детстве в озере тонул и как из темного холодного города торопился в Коридор Времени. Зачем я туда ходил, в тот город?