Cемен Слепынин - Фарсаны

— Через полгода ты его не узнаешь, — пообещал Октавиан.

Они расстались, не убедив друг друга. Октавиан улетел в институт времени “Хронос”, а Яснов — на космодром, где модернизировался его корабль “Призрак”.

Во второй половине дня Иван вернулся домой. Вот здесь-то, в его необычном кабинете, и начиналась настоящая работа. Нажим кнопки — и перед столом, похожим на пульт управления корабля, развертывался экран. Не выходя из кабинета, Иван мог консультироваться с любыми специалистами, присутствовать на заседаниях, принимать участие в спорах. Нажим другой кнопки — и земной мир исчезал. Перед столом-пультом распахивалась бездна, населенная легионами солнц, кометами, темными и светящимися туманностями, спиралями галактик…

За вечерними занятиями, телевстречами с учеными проходили дни, и Иван ни разу не наведался в “Хронос”, хотя институт времени находился не так уж далеко — в десяти тысячах километров над Землей.

Смешанное чувство испытывал Иван — желание повидать мальчика и какую-то неловкость перед ним, даже вину. “Спас малыша, — думал он. — А что дальше?”

Дальше, правда, институт времени совместно с институтом “Космос” разрабатывал грандиозный и далеко идущий проект — “Миры Ориона”. В созвездии Ориона нашли две планеты, где природные условия оказались очень схожими с земными. Чистые реки, богатая растительность, множество диковинных птиц и зверей. И ни малейших следов мыслящих существ. Более того, ученые не нашли среди животных ни одного вида, способного пусть через миллионы лет обрести разум.

Естественно, земляне с таким “неразумием” природы согласиться не могли. И вот с открытием первого ареала у руководителей институтов “Хронос” и “Космос” возникла идея — заселять миры Ориона выходцами из прошлых эпох.

— Разных эпох! — Расхаживая перед Иваном, с воодушевлением восклицал Октавиан. — Из разных культурных слоев! С разным типом мышления! Мужественный римлянин и первобытный охотник, воинственный викинг и мечтательный грек, выросший под синим небом олимпийской мифологии. У каждого будут свои недостатки, но и свои неповторимые достоинства. Они уйдут в космос, вооруженные всеми достижениями нашей цивилизации. Смешение рас и эпох даст невиданный эффект, в космосе возникнет новый тип человечества.

— А кто вылавливать будет? — перебил Иван своего увлекшегося друга. — Опять я?

— Технику похищения обреченных мы отработаем до совершенства. Создадим специальные отряды времяпроходцев-спасателей… Ты представляешь, сколько людей за всю историю погибло от наводнений, землетрясений, извержений вулканов? Миллионы!.. Мы сделали только первую попытку спасения. Сан, конечно, останется на Земле, ибо до начала реализации проема еще далеко. Сан — первая ласточка, залетевшая в нашу эпоху. И пусть он станет приемным сыном сегодняшнего человечества, сроднится с нашим миром.

“Сроднится ли?” — с сомнением спрашивал себя Иван.

Мальчик находился в “Хроносе” уже второй месяц, а землянам его по всемирной сети еще не показывали. Однако из разговоров Яснов знал, что оптимистическое предсказание Октавиана не оправдалось. Из “лечебно-учебного” сна мальчик вышел чужаком. Он дичился, испуганно смотрел на людей, убегал в рощи, а первые три ночи вообще спал на деревьях.

“Что и следовало ожидать”, — констатировал Иван.

Несколько обнадежила его воспитательница мальчика Лиана Павловна, выступившая по телевидению. Невысокая женщина с добрым лицом поведала землянам: Сан не совсем четко, но уже понимает, что он в “другом племени”, которое живет в той же саванне, но в ином времени, в далеком завтра. Как ни странно, а течение времени мальчик понимает почти правильно. И это считалось большой победой. Сан почти освоился с бытовой техникой, свободно говорит на всепланетном языке. Правда, здесь Лиана Павловна столкнулась с трудностями, которые Иван предвидел. Если в комнате, где много стульев, мальчику сказать: “Сан, принеси стул”, то он остановится в недоумении — какой именно стул? Сан еще не понимает, что имеется в виду не единичный, конкретный стул, а стул вообще, любой стул.

Именно конкретность мышления первобытного человека Иван считал рубежом вряд ли преодолимым.

Однако уже на другой день Октавиан, потирая руки, заявил:

— Все в порядке. Наш Сан скоро станет Гегелем. Он уже овладевает абстрактным мышлением.

— Чего доброго, сделаете мальчика идеалистом, — пошутил Иван.

— Такой опасности нет. Психограммы показывают…