Филип Дик - Предпоследняя истина

Адамс усмехнулся:

– До меня дошло. Советы намереваются уничтожить Карфаген своими ракетами.

– И ты напишешь роли для Гектора, Приама и всех остальных парней.

Вспомни Софокла. У тебя на шпаргалках все это записано.

– Дорогие соотечественники, - торжественно заговорил Адамс, - я хочу поделиться с вами неприятным известием. Но мы выстоим. Новая советская межконтинентальная баллистическая ракета "Девушка в шляпке" с боеголовкой "У" рассыпала радиоактивную поваренную соль вокруг Карфагена на участке в пятьдесят квадратных миль, но это скажется только на… - Он замолчал. Что производили в Карфагене? Вазы? - Это уже дело Линдблома - снимать глиняные черепки в огромных, напичканных невообразимым количеством реквизита студиях Айзенблада в Москве. - Мои дорогие соотечественники и друзья, вот все, что осталось от Карфагена, но меня проинформировал генерал Холт, что наш ответный удар с применением нового оружия устрашения, самолета-истребителя "Полифем Х-В", в десять раз уменьшил численность афинского флота, и с Божьей помощью мы…

– Знаешь ли, - задумчиво заговорил Линдблом на крошечном экране видеофона аэромобиля, - было бы чрезвычайно забавно, если бы эту речь записал один из людей Броза.

Под аэромобилем засеребрилась величественная река, несущая свои воды с севера на юг, и Джозеф Адамс наклонился к иллюминатору, чтобы рассмотреть Миссисипи и полюбоваться ее красотой. Нет, этот пейзаж не был детищем бригад реставраторов - блестевшая в лучах утреннего солнца река со времен Первого Творения была частью той, изначальной планеты, которую не нужно было создавать заново, поскольку она сохранилась. Он всегда успокаивался, когда видел панораму этой реки или Тихого океана - ведь это означало, что существует нечто прочное, неподвластное разрушительным силам.

– Пусть записывает, - ответил Адамс, чувствуя прилив сил; серебристая, извивающаяся нить внизу сделала его сильнее. По крайней мере, у него хватило мужества отключить видеофон. На тот случай, если Броз действительно подслушивает.

А затем, за Миссисипи, он увидел построенные руками людей вертикальные сооружения. Он смотрел на них не без удовольствия. Потому что это были Озимандейские жилые комплексы, построенные неугомонным строителем Луисом Рансиблом. Его рабочие, а на него их работало великое множество, строили эти гигантские муравейники, снабженные детскими площадками, плавательными бассейнами, теннисными столами и кортами для метания дротиков.

Истину ты познаешь, подумал Адамс, и она тебя поработит. Или как говаривал Йенси: "Мои дорогие сограждане-американцы! Передо мной лежит документ столь значительный и важный, что я собираюсь просить вас о…" И так далее. Он уже чувствовал усталость, хотя еще не добрался до 580-го дома по Пятой авеню Нью-Йорка, до Агентства, и не приступил к работе. В своем поместье у Тихого океана он чувствовал одиночество, оно липким туманом, нарастая день ото дня, душило его изнутри. А сейчас, пролетая над восстановленными районами и над участками, которые еще только предстоит воссоздать, и над "горячими зонами", попадавшимися довольно часто, он испытывал мучительное чувство стыда. Его жгло чувство вины, не потому что участки земли были плохо восстановлены, нет, он знал, чего он стыдится и почему.

Я хотел бы, чтобы осталась хоть одна ракета, сказал он сам себе. На орбите. И чтобы можно было прикоснуться к одной из тех старомодных кнопочек, которыми некогда распоряжались политиканы. И чтобы эта ракета ба-бах! - и на Женеву. По Стэнтону Брозу.

Господи, думал Адамс, может быть, я однажды введу в "чучело" не речь, хорошую речь, наподобие той, что лежит рядом со мной, которой я все-таки разродился вчера вечером, а обычное, спокойное заявление о том, что на самом деле происходит. И через "чучело" оно пройдет всю цепочку и попадет на видеокассету, потому что цензуры не существует. Разве что в комнату случайно войдет Айзенблад, и даже он, строго говоря, не имеет права прикасаться к тем частям информационных материалов, на которых записаны выступления.

А потом грянет катастрофа.

Интересно бы посмотреть на нее со стороны, если только удастся убраться подальше от этих мест.

"Слушайте все", - заявил бы он по Мегалингву 6-У. И все эти маленькие шестеренки внутри машины закрутятся, и слова его преобразятся, даже самое простое высказывание будет подкреплено логически продуманными деталями, которые придадут ему правдоподобие. Потому что посмотрим правде в глаза, думал он, рассказ этот может показаться слишком неожиданным и неубедительным. Все, что попадает в Мегалингв 6-У просто в виде нейтрального высказывания, выходит на телевизионные экраны как официальное заявление. Которое человеку в здравом уме, а особенно тем, кто уже пятнадцать лет отрезан от мира в подземных убежищах, не придет в голову ставить под сомнение. Но что самое парадоксальное, слова эти с важным видом произносит сам Йенси, и это будет выглядеть иллюстрацией древнего афоризма "Все, что я говорю - ложь". А чего этим удастся достичь? Само собой, в конце концов на него обрушатся женевские чиновники. Это не удивительно, Джозеф Адамс говорил про себя голосом, с которым уже так свыкся, как и все, кто работал на Йенси долгие годы. Суперэго, как называли эти довоенные интеллектуалы, или внутреннее "я", или, как говорили в средние века неотесанные мужланы - совесть.