Борис Пшеничный: Капсула

- Вы, конечно, догадываетесь, почему она сегодня буйствует? - спросил он Карпова, когда они после ужина отправились прогуляться.

Майор вышагивал рядом, пощелкивал ивовым прутом по голенищу сапога. Он не без умысла предложил гостю походить вокруг лагеря. Тот еще не видел здешнего ночного неба, а посмотреть было на что. Вот только заметит он сам или снова придется тыкать носом: гляди, мол, куда надо и не зевай.

О чем это он спросил? Ах да, все о капсуле. Уж не думает ли профессор, что в армии олух на олухе и олухом погоняет. Да у меня здесь, к вашему сведению или неведению, каждый солдат загодя знал, что она выкинет, едва вы заявитесь.

- Это она из-за вас, в вашу честь, - ответил он запоздало.

Тут и гадать нечего, такой у нее характер: чем больше поблизости людей, тем ей неуютней, начинает бесноваться. Карпов уже проверял: отводил отряд подальше, и капсула сразу успокаивалась. Похоже, ей было все равно, кто тревожит - военные или штатские, но считать она умела. С прибытием эксперта их стало больше - в том все дело.

- Будь моя воля, наложил бы карантин. Строжайший. Никого бы не подпускал. Еще лучше - вообще забыть, что она существует. Нет ее - и все! Майор с силой ударил прутом по голенищу.

Семенивший по правую руку эксперт испуганно отпрянул, перебежал на другую сторону.

- Что вы такое говорите! - запальчиво запротестовал он. - Как это забыть? Смешно даже. Такое событие! Да мы просто не в состоянии пока понять, с чем столкнулись.

- Вот именно, понять не в состоянии, а лезем. Потом окажется, что капсула с начинкой.

- В каком смысле?

- В любом. Когда ей надоест наша настырность, рванет на весь земной шарик. Шарик, может, останется, а что на нем - к чертям собачим. Об этом кто подумал?

Такие разговоры, правда, в более корректной форме, Покровский уже слышал, сам немало размышлял, что будет, если... Имел на сей счет свое мнение, но ни с кем пока не делился и не собирался делиться - слишком крамольной была мысль. А сейчас прорвало:

- Наивный вы человек, майор. Разве людей остановишь? Ради знаний - на костер шли. Во все времена и поныне. Миром правит Молох познания. Какие бы беды ни грозили, - не удержать, не отвратить. Если человечество когда и погибнет, то только из-за своего любопытства.

Он говорил отрывистыми, сжатыми фразами, словно диктовал стенографистке тезисы доклада или статьи, нисколько не заботясь о собеседнике: дойдет до него - хорошо, а нет - разжевывать необязательно. Лишь бы выговориться, выпустить из себя пар.

- Знаете, в чем первородный грех Адама и Евы? В том самом любопытстве. Вкусили плод от древа познания. Боженька строжайше запретил, а они ослушались, вкусили. Под страхом смерти. Да иначе и быть не могло. Жажда знаний сильнее инстинкта самосохранения. В этом - исконная тайна человеческого рода, его изначальная суть. Выше и нет ничего. Не верьте, будто наука служит человеку. Все наоборот: человек служит науке, он ее извечный раб. Мы познаем не ради жизни, а живем ради познания. Улавливаете разницу? Человечество само себе уготовило тотальную ловушку. Без всякой защиты. Достаточно одного случайного шага, неосторожного движения - и ловушка захлопнется. Может, эта капсула - как раз такой случай. Вы абсолютно правы: не знаем, а лезем. Но изменить ничего нельзя, людей не переделать. Мы все от Адама и Евы, дети первородного греха. Потому и лезем, что не знаем. Лезем, чтобы узнать.

Забыв о хлысте, профессор снова перебежал на правую сторону. Отсюда ему лучше было видно лицо Карпова, освещенное косым вечерним светом. Лицо ничего не выражало. Застыло, одеревенело.

- Что вы смотрите на меня филином? - спросил он, встретив слепой взгляд майора.

- И много вас там, - Карпов ткнул прутом в пространство над головой, таких умных? Или вы один додумались?

- Какая разница - много, мало! Я мог бы всего этого и не говорить. Вы сами начали: наложить бы, мол, карантин, никого не подпускать, забыть. Вот я и пытаюсь вам объяснить: никакой карантин не поможет.

- А вдруг она и в самом деле... - Майор не стал продолжать. Разговор заходил на второй круг, как в сказке про белого бычка. Какой смысл толочь в ступе воду?

Они удалялись от лагеря в сторону капсулы. Узнав тропу, Покровский решил было, что Карпов ведет его к злополучному окопу. От одной этой мысли зябко поежился. Впрочем, может, действительно похолодало. Дело к ночи, роса выпала.

Поднявшись на плоский холм, остановились. Майор перестал хлестать себя прутом, застыл, заложив руки за спину. Покровский насторожился.