Тимур Пулатов - Плавающая Евразия

Пришли в "Белую медведицу" по одному, почти конспиративно, все пятьдесят авторов, пили лимонад и, нервничая, ждали западных журналистов. Те пришли с опозданием и все с нарочитой скукой на лицах. Чтобы не затягивать собрание, Шаршаров - международная величина - рассказал журналистам об авторах альманаха "Белая медведица", скрывая презрение, называл их большими талантами, которым умышленно закрывают пути к читателям, в то время как "гангренозная и вялая, как после запоя, официальная литература процветает, привлекая в свои ряды все большее количество бездарных посредственностей, для которых двери любого издательства открыты, как врата рая".

Журналистам - среди них была и блистательная Патриция Буффони из "Коррьере делла ноче", бывшая отчаянная террористка "Бригаде россе" [Левацкая террористическая группировка], - был роздан текст ультиматума. Текст был так убедительно составлен, что отпала надобность в прямых вопросах и ответах, посему все так же тихо, поодиночке разъехались по квартирам, ожидая с этой минуты событий... Только Шаршаров демонстративно, не убоявшись обвинения в связях с иностранкой, сел в "киету" Патриции, которая взялась подвезти его по заваленным снегом, давно не чищенным московским улочкам на Сретенку, где жил сей герой.

В дни ликующе-тревожного ожидания собирались на квартире Шарша-рова. Хозяин подозрительно всматривался каждому в глаза, и гости, в который уже раз, клятвенно заверяли, что не отступят от намеченного, будут держаться стойко в том случае, если их начнут вызывать по одному, чтобы отказались они под давлением от задуманного. Пока Шаршаров держал всех на высокой ноте душевного настроя, издательство, куда был послан альманах, возмутилось не столько самим текстом, сколько неслыханным доселе в новейшей истории отечественной словесности ультиматумом. Альманах был с порога отвергнут под предлогом того, что сплошь составлен из порнографических и хулиганских сочинений, которых и сочинениями-то нельзя назвать, а просто дурно пахнущими листками. Редколлегия, желавшая именно такого поворота, тут же решила передать экземпляр "Белой медведицы" доверенной Патриции Буффони, которая обещала, в свою очередь, в целости и сохранности доставить альманах братьям Хаембрук и мадам Лулу.

Ждали похвал отныне с Магеллановых Столбов; с волнами океана альманах распространится по всем цивилизованным островам и странам. Что-то и вправду стало оттуда доноситься, вначале невнятное, похожее на бормотание, затем все отчетливее послышалось: "Белая медведица"! Медведица, медведица...", через ту же синьору Буффони поползли слухи, будто солидные журналы уже обнародовали на своих страницах то ли весь альманах, то ли выбранные отрывки из него. Слухи стали обрастать догадками, недомолвками, а кончилось тем, что все, даже те, кто клялись, что сами читали в английских и японских журналах альманах, избегали авторов, а когда те все же ловили и крепко держали их за рукав, чтобы выяснить свою судьбу, страдальчески вздыхая, господа солидные журналисты раздражались, бормоча, что, дескать, узнают, выяснят и что они тоже не всесильны, рады бы помочь, но издательства Нью-Йорка и Бриттенбурга гнут свою политику, - словом, обычная оговорка западного господина, желающего поскорее избавиться от нашего назойливого гражданина.

Так прошел месяц, второй... Удивление на лицах авторов сменилось конфузливым выражением. Все о них как бы разом забыли. Те, кто так жаждал роли мученика, малу-помалу успокаивались и даже радовались, что никто не вызывает их для объяснений - будто никакой "Белой медведицы" не было в помине. Только Шаршаров еще ждал и надеялся, хотя то, что он таил в душе, не знал ни один из авторов альманаха. Наконец он был вызван в одно деликатное учреждение, где ему прямо с порога был задан вопрос:

- Желаете, значит, выехать на Запад? Куда именно?

- В Париж! - задохнулся от волнения Шаршаров.

- Будете слезно проситься обратно - не примем... Москва слезам не верит...

До последнего дня никто из авторов не знал об отъезде Шаршарова, и только когда самолет его приземлился благополучно в аэропорту Шарля де Голля, все поняли, что пали его жертвой. Ради Парижа и задумал хитроумно Шаршаров альманах - выиграл...

Пережив уныние и растерянность, авторы собрались в последний раз на квартире Пташковской, порассуждали "под занавес" о русском и западном, ибо увидели, как лопнула нить, с помощью которой они сшивали в один лоскут оба эти понятия.